Священное опьянение. Языческие таинства Хмеля
Шрифт:
I.3. После того, как все это произошло, мальчик Земовит, сын Пяста, внук Котышко, рос, мужал и с каждым днем выказывал свое благородство до такой степени, что Царь царей и Князь князей ко всеобщей радости назначил его князем Польши и совершенно изгнал из королевства Попеля со всем его потомством. Глубокие старцы даже рассказывают, что этого самого Попеля, изгнанного из княжества, до такой степени преследовали мыши, что его сторонники отправили его на остров и поместили там в деревянной башне, где он долго оборонялся от этих отвратительных зверьков, последовавших за ним на остров. И, наконец, покинутый всеми из-за зловония, исходившего от убитых мышей, искусанный ими, он умер позорной смертью…» (Славянские хроники, 1996).
Символика смерти от
В Северной Традиции князь, конунг, глава рода вообще хотя и хранили хмельное в своих закромах, однако правом пить его на пиру обладал каждый свободнорожденный. По обилию меда (или вина – вспомните рог Свентовита) судили о грядущем урожае. Поскольку мед и был символом урожая, выпить в праздник как можно больше его означало призвать новый урожай, ничуть не меньший.
«Олав (Святой. – Авт.) приехал в Тунсберг весной перед пасхой и долго там оставался в ту весну. Тогда туда приходило много торговых кораблей. Там были корабли саксов и датчан, корабли с востока из Вика и с севера страны. В городе собралось много народу. Тот год был урожайным, и поэтому часто устраивались пиры. Однажды вечером Хререк конунг вернулся в свой покой поздно. Он много выпил и был очень весел. Потом пришел Финн Малыш и принес жбан с медом, настоянным на травах и очень крепким. Конунг поил всех, кто там был, пока они не уснули в своих постелях» (Круг Земной, Сага об Олафе Святом, LXXXIII, 1980).
Как мы уже показали, кормить и поить гостей для вождя означало делиться с ними своей Удачей, способностью обеспечить благоденствие возглавляемого им сообщества: «Олав конунг (Тихий. – Авт.) ввел такой придворный обычай, что перед его столом стояли два стольника и подносили чаши ему, а также всем знатным мужам, которые сидели за его столом. У него были также свечники, которые держали свечи у стола перед ним, а также перед всеми знатными мужами, сидевшими за столом. На особой скамье в стороне от большого стола сидели окольничьи и другие вельможи лицом к престолу конунга. У Харальда конунга и других конунгов до него было в обычае пить из рогов. Они протягивали рог с пивом над огнем и пили, за кого хотели…» (Сага об Олафе Тихом, III, там же).
При попытке отыскать перекликающиеся мотивы в русской эпической традиции нам попался и достаточно известный былинный сюжет «Илья Муромец и голь». Конечно, историческим его называть трудно, но эпос тем и ценен, что отражает даже более глубинные, еще «доисторические» черты обычая и миропонимания.
Согласно былине, приехав в Киев ко двору, Илья просит княжьих целовальников напоить его, путника, дорогим вином:
«Неведом я к вам пришел, Пить вина безденежно, А считать казну за Ильей Муромцем!»Под предлогом того, что путник неплатежеспособен, княжьи целовальники отказывают и не проходят испытание на гостеприимство. Тогда Муромец просит голь сложиться по денежке и напоить его, что та охотно и делает. В свою очередь и богатырь отдаривает прошедшую испытание голь: вламывается в погреба князя Владимира, силой отнимает у целовальников три бочки вина и устраивает для «неимущих» братьев пир. Пирующие пьют вино, отнятое Ильей и им самим вроде бы не принадлежащее. Возлияния происходят открыто, всенародно, в них может принять участие любой желающий. Целовальники жалуются на Илью князю Владимиру, но Илью это нисколько не пугает. Думаем, он опирается на упомянутый выше обычай: хмельной напиток принадлежит всем, а князь лишь хранит его у себя. Представьте себе нахала Илью, который вламывается в погреба властвующего князя и похищает напиток, к коему обычаем сформировано столь священное отношение! Если рассмотреть
Пример достаточно показателен, если пытаться рассмотреть его именно с точки зрения общественной значимости не богатыря, а напитка. И попробовать истолковать в предложенных рамках…
Если священное питье есть общественное достояние, то князь как его хранитель в большей степени обладает чертами священнослужителя, нежели воина. И тем самым в предании становится куда ближе к тому, чем первоначально и был – к старейшине, оберегающему обычай и закон.
Однако в описанных обстоятельствах наш главный «герой» – пьянящий напиток выступает уже отнюдь не в качестве спутника человека по пути к «точке перехода». Лишь свободным людям, равноправным членам общины доступен он, ибо высвобождает не столько тело, сколько дух, позволяет соединиться с предками – хранителями рода, общины, узреть иной мир.
То же и в случае с приходом гостей. Не налить гостю хмельного означало бы не признать его права на личную свободу, то есть, в сущности, отказать в праве на жизненную силу и возможность внимать небожителям.
Скандинавский Один также следует этому правилу.
«Не нужна ему (Одину) никакая еда. Вино – вот ему и еда и питье» (Младшая Эдда).
«Гери и Фреки кормит воинственный Ратей Отец; но вкушает он сам только вино, доспехами блещущий» (Старшая Эдда).
Вместе с тем в «Младшей Эдде»:
«О питье эйнхериев. Тогда спросил Ганглери: «А есть ли у эйнхериев такое питье, чтоб не уступало еде изобилием? Или пьют там просто воду?»
Высокий отвечает: «Странен мне твой вопрос! Будто станет Всеотец звать к себе конунгов и ярлов и других знатных мужей и предлагать им воду! И, верно, многим, попавшим в Вальгаллу, слишком дорогим питьем показалась бы та вода, если бы не сулила им Вальгалла лучшей награды за раны и смертные муки…» («Вопросы Ганглери»). Далее следуют новые вопросы Ганглери. И ему рассказывают о козе Лерад и меде из ее вымени, который стекает в большой жбан, откуда черпают силы эйнхерии.
Пир. Миниатюра Радзивилловской летописи
Хотя на подавляющей части славянских земель виноград и не растет, вино издревле завозили из южных стран к великокняжескому двору. Именно ввиду своей относительной редкости (в отличие от того же пива или меда), оно применялось на торжественных обрядах и в жертвоприношениях.
Прославленный кумир главного бога западных славян Свентовита в Арконском храме: «В правой руке он держал рог из различных металлов, который каждый год обыкновенно наполнялся вином из рук жреца для гадания о плодородии следующего года…» (Gesta Danorum, 1931; 1168 г., пер. Л.Н. Гумилева). Разумеется, на Южном берегу Балтийского моря собственного вина не производили, но, как видим из неопровержимого свидетельства очевидца, применяли в ритуальных целях на самом высоком уровне. И это еще одно указание на то, что некоторые хмельные напитки были весьма высоко ценимы. Лучшие из них предназначались богам.
Можно осторожно предположить также, что из права хранения и – кто знает? – обязанности справедливого распределения запасов (допустим, в дни годовых праздников) возник обычай княжьих пиров. Даже, точнее, обычай передачи чаши от князя тому или иному почетному гостю. Ведь таким образом гость приобщался достоинств рода, к которому принадлежал властитель, а также некоторым волшебным образом получал толику Удачи последнего. Иначе говоря, пир изначально является не пиром в сегодняшнем нашем понимании, то есть поводом, грубо говоря, наесться и напиться, но – прежде всего и в первую очередь! – обрядовым действом.