Священное сечение
Шрифт:
— Ого. «Вчера. Сегодня утром». Интересно. — Тереза Лупо потирала руки, с любопытством поглядывая на Косту.
— Я могу ошибаться, — продолжал он, игнорируя ее предложение рассказать о деталях пребывания американки в его доме. — Вчера она тоже уезжала одна и очень интересно провела время.
— Осматривала достопримечательности?
— Она нарыла материал, о котором нам не следовало знать.
— Умная женщина, Ник. Возможно, она ищет еще какие-то факты.
—
— Вот оно, мужское высокомерие. А может, она не хочет с тобой разговаривать. В конце концов, Липман ею не интересуется. И уж если быть честным до конца, неужели тебе так нужно, чтобы новоиспеченный агент ФБР постоянно болтался у тебя дома?
Он не ответил на вопрос.
Тереза вздохнула. Ей казалось, что между Костой и Эмили уже установились некие близкие отношения.
— В таком случае вот что я тебе скажу. Эмили Дикон кажется мне весьма умной и честной женщиной. Поэтому, принимая во внимание ситуацию, в которую она угодила, все это часть ее собственной проблемы. — Тереза на минуту умолкла, удивленная своей мыслью, родившейся сразу после этой фразы. — Рискованно быть честным человеком, работая в правоохранительных органах. Ты так не считаешь?
Коста понял, что она имеет в виду Перони.
— Нет, — ответил он убежденно. — Мы можем рассчитывать только на честность. И в этом смысле с Джанни все в порядке. Прошлой ночью он спас девочку.
— Я знаю. Он проявил настоящую храбрость. А что еще можно от него ожидать? Джанни говорил что-то о каком-то сообщении. Типа: время, время. Он его не понял.
— Тем не менее…
Тереза прервала его:
— Он ведет себя правильно, так как собирается удочерить курдянку. Я знаю, что у него на уме. Перони считает, что его кузина примет девочку в дом, где дядя Джанни будет регулярно навещать ее. Но… — Ей трудно было произнести эти слова. — Мы живем в суровом мире. Нельзя исправить его любовью, честностью и ловлей преступников.
Косте не нравилось то, что говорит Тереза. Такие поучения ему не раз приходилось слушать от Фальконе.
— Почему же нет, черт возьми?
— Потому что в итоге ты обязательно сломаешься. Такой настрой делает тебя слабым. Я уже вижу, как Джанни слабеет. Он испытывает чувство вины по отношению к семье. Он… слишком уязвим. В большей степени, чем ты полагаешь. Ему следует научиться прятать свою сентиментальность, иначе она погубит его. Я чувствую, потому что люблю этого человека.
По краске, внезапно прилившей к лицу Терезы, стало очевидно, что признание выскочило у нее совершенно случайно.
— Я имею в виду, — попыталась она исправить оплошность, — что он замечательный человек. Такой заботливый, наделенный чувством сострадания. Просто удивительно, почему он выбрал себе такую специальность. — Она нахмурилась. — Раньше я и о тебе думала нечто подобное. А теперь… Ты справишься.
— А Эмили Дикон? — спросил Коста. — Что ты о ней скажешь?
— Не знаю. Порой мне кажется, что она хотела бы бросить эту работу и заняться каким-то творчеством. Ты уже говорил с ней о живописи?
— Нет, — ответил слегка обиженный Коста.
— Ладно, все впереди. А я не закончила. По моему мнению, Эмили Дикон очень опечалена смертью отца. И ей хочется закончить это дело, восстановить справедливость, невзирая на тяжелые последствия. Ты понимаешь меня?
Коста понимал. Он уже давно знал об этом. Ему просто хотелось, чтобы Тереза подтвердила его догадки.
— Что ты собираешься делать? — спросила она.
— Хочу выпить кофе. И ждать звонка Фальконе.
Она посмотрела на часы.
— К черту бюджет. Ненавижу цифры. У меня сегодня выходной. Пойдем вместе пить кофе.
Они вышли из мрачного здания морга, свернули за угол и очутились возле маленького кафе, куда часто заходила Тереза Лупо. У полицейских оно не пользовалось популярностью. Поэтому Тереза и любила его. Юноша с косичкой, стоящий за стойкой, видимо, слегка тушевался при виде Терезы. Их обслужили очень быстро.
Коста вспомнил, как Эмили Дикон говорила о своем любимом кафе «Тацца д’оро», потом взглянул на чашку и подумал, не пойти ли ему туда в поисках американки.
Рука Терезы опустилась на его плечо:
— Расслабься, Ник. Кроме вас с Джанни, в Риме есть и другие полицейские.
Однако в тот момент ему казалось, что все зависит исключительно от них двоих. Вот только зачем Фальконе разделил их?
— Поговори со мной о Рождестве, — обратилась к нему Тереза. — Как ты себя чувствовал в твоем языческом доме?
Разве дом на Аппиевой дороге можно назвать языческим?
Нахлынули воспоминания. О еде, веселье и пении. О том, как отец пил слишком много вина и вел себя так, словно завтра для него уже не наступит и остается лишь веселиться в хорошей компании людей, которых он любил и которые любили его.
— Праздник удался на славу, — ответил он.
Тереза заказала еще один ристретто. Она пила кофе, как воду.
— Что еще нужно для счастья? — спросила она.
— Ничего.