Священные камни Европы
Шрифт:
У кого из нас, выросших в эпоху государственного богоборчества, нет на совести чего–нибудь подобного? Мы, конечно, каялись. Вот и он покаялся.
Жан — Филипп Приэр де ля Марн, унтер–офицер первого вольтитерского полка «Молодой гвардии» Наполеона выплатил свой долг России в самом буквальном смысле. Он сосчитал: в пределы России вторглись 420 тыс. солдат «Великой армии», материальный ущерб от вторжения составил 1 млрд. 58 млн. 300 тыс. рублей. Разделив одну цифру на другую, он определил размер личного долга и выплатил его в 1821 году. В год смерти Наполеона.
Василий Костерин в книге «Не опали меня, купина» рассказывает о судьбе наполеоновского офицера Марка — Матье Ронсара.
Он вспоминает о том, что православные храмы чаще превращали в стойла не французы, а поляки. При этом Наполеон приказал кавалеристам очистить храмы и вернуть их оставшемуся духовенству. Помнил он и историю с Кремлем: «Император приказал взорвать Кремль, а уцелевшие здания сжечь. Маршал Мортье выполнил приказ императора, но, к счастью, не совсем удачно из–за сильного дождя. Иначе это варварское и бесполезное с любой точки зрения деяние легло бы темным пятном на блестящую биографию императора французов. Все же взрыв в Кремле был такой силы, что император услышал его в Фоминском, а это более десяти лье от Москвы».
Запомнил Ронсар и некоторые особенности русской религиозности: «Началась не простая война, а священная. Их попы внушали народу, что Наполеон есть антихрист, а мы — легионы дьявола и духи ада, прикосновение к которым несет вечную погибель. Крестьяне даже не мыли, а выбрасывали посуду, из которой мы ели у них на отдыхе, опасаясь оскверниться».
Кстати, не уверен, что высокомерный фанатизм делал большую честь нашим мужикам.
Разумеется, солдаты грабили, как и все солдаты всех времен и народов. Не удержался и Марк — Матье: «Это был небольшой храм, который находился в переулке Неопалимов. Там я и взял икону «Неопалимая купина». Другие срывали с образов золотые и серебрянные оклады, но я взял икону целиком. С тех пор ношу в сердце взгляд карих глаз — приветливых и строгих… Однажды при отступлении икона спасла мне жизнь. Как–то я забрел в лес и на меня внезапно выскочил крестьянин. Он замахнулся на меня вилами, я инстинктивно распахнул шинель. Крестьянин увидел у меня на груди икону и попытался остановить удар, но по инерции все же довольно сильно ткнул вилами в образ. Он отбросил вилы, сделал пару шагов в мою сторону, упал на колени и стал целовать оклад. Я побежал, мужик встал с колен, глядя мне вслед, и скрылся в лесу».
Но самое удивительное произошло с Ронсаром во время переправы через Березину 29 ноября: «Прижав икону к животу, ринулся я по мосту в неуправляемой толпе. В воде оказалось несколько маркитанток, одна из них протягивала мне младенца. Я схватил ребенка, женщина скрылась под водой. Тут пушечное ядро угодило в мост передо мной, и он загорелся. Я отвязал икону, положил ее на воду вверх окладом, пристроил на ней ребенка и бросился вперед к заветному берегу, вцепившись в икону. Я начал бормотать: «Слава Тебе, Боже», потому что икона плавно и быстро понесла меня к противоположному берегу. Возле самого берега русская пуля попала мне в левое плечо. Выполз на ледяной берег, засунул младенца за пазуху вместо иконы и под свист пуль стал целовать изображение Святой Девы. Я был уверен, что Она — наша спасительница. Младенец оказался полугодовалой девочкой. Позднее мы с женой удочерили ее, назвали Мари и назначили день рождения — дату переправы через Березину».
С большими приключениями Ронсару удалось добраться до своей парижской квартиры. «Я поставил икону на комод, где у жены стояло распятие и статуэтка Мадонны… В боевых походах я мало чувствовал присутствие Бога, хотя был уверен, что несколько раз какая–то высшая сила спасла меня. Сейчас я иногда подходил к комоду и стоял перед иконой. Я не молился, я вглядывался в нее. От иконы веяло таким благодатным теплом, что свое состояние я мог бы назвать бессловесной молитвой».
Семья Ронсара тогда страшно бедствовала, и вот он решил продать оклад — позолоченное серебро с крупными драгоценными камнями. Только с этого времени ему стало очень плохо. «Внутри меня стал полыхать огонь». «Неопалимая купина» начала его опалять. Он решил выкупить оклад, но антиквар заломил тройную цену. С огромным трудом Марк — Матье смог накопить необходимую сумму. Он понял, что должен лично вернуть икону в Россию, и с еще большим трудом стал копить деньги на поездку.
«Спустя 15 лет я опять ходил по Москве». Русские люди очень доброжелательно встретили бывшего наполеоновского офицера, помогали ему, чем могли. Ронсар заказал две копии возвращенного им образа, одну копию оставив в России, как дар покаяния. На копиях он попросил дописать фигуру кающегося грешника, как на иконе «Нечаянная радость». Вторую копию он взял с собой в Париж.
«В Париже я ни когда не забывал ежевечерне читать перед иконой Неопалимой Купины молитву на церковнославянском языке».
Принц Евгений Богарнэ — куда более известная фигура. Удивительная фигура. Сын Жозефины от первого брака, то есть пасынок Наполеона, он был обласкан императором сверх всякой меры, стал вице–королем Италии и командующим корпусом. Это одна из самых блистательных фигур в ближайшем окружении Наполеона. Одновременно с этим Евгений (вообще–то Эжен) — представитель древнейшего аристократического рода Франции, принц крови, то есть родственник королей.
Принца Евгения любили все. Его имя постоянно мелькает в истории наполеоновского правления, но ни одного плохого слова о нем мне ни у кого не удалось найти. И у заклятых врагов Наполеона всегда почему–то было очень неплохое отношение к Евгению Богарнэ. После падения Наполеона союзники рассматривали вариант передачи трона ему. На него ни у кого не было аллергии. Если бы они решились сделать Евгения королем, может быть вся дальнейшая история Европы пошла бы по иному пути. У православных тем более есть все основания с уважением относиться к пасынку Наполеона, чему способствовала такая история.
В Можайске генерал Богарнэ с 20-тысячным корпусом отделился от основной армии и двинулся к Звенигороду. Под стенами Савво — Старожевского монастыря его корпус принял бой, который длился 6 часов. Русские отступили, французы вошли в монастырь. Принц занял несколько комнат в царских покоях, солдаты рассеялись по обители и набросились на очередную добычу.
И вот ночью во сне Евгению явился старец в черной одежде с седой бородой и сказал: «Не вели войску своему расхищать монастырь и особенно уносить что–либо из церкви. Если ты исполнишь мою просьбу, то Бог тебя помилует, и ты возвратишься в свое отечество целым и невредимым».
Наутро принц Евгений пришел в храм и узнал на иконе старца, явившегося ему во сне. Это был преподобный Савва Сторожевский, основатель монастыря. Принц тот час приказал остановить грабеж монастыря, вернуть все, что уже было отнято и вывел войска из обители, оставив только штаб и адъютантов. Одну из икон преподобного Саввы принц попросил ему подарить, и она сопровождала его в походе. В отличие от других французских полководцев, Богарнэ ни разу не был ранен в сражениях и невредимым вернулся на родину.
Есть предание, что прп. Савва предсказал принцу Евгению: «Твои потомки вернутся в Россию». И вот в 1839 году в Россию приехал сын Евгения — Максимилиан, герцог Лихтенбергский. Максимилиан был обласкан царем, вместе с царской семьей он посетил Савво — Сторожевский монастырь, где поклонился мощам преподобного. Вскоре он сделал предложение дочери Николая I, великой княжне Марии Николаевне, и принял православие. Максимилиан получил от царя титул князя Романовского и вместе с женой поселился на Невском проспекте.