Святая Анастасия Сербская. Чудеса и пророчества
Шрифт:
Монахини были уверены, что находятся у дверей своего нового дома.
Они подошли к воротам в тот момент, когда последний лучик дневного света поглотили сумерки, и он исчез в вышине, там, за вершинами Копаоника, через который они проходили.
Монастырь был окружен оградой, а калитка в ней была закрыта. Анастасия протянула руку, через небольшое отверстие на больших деревянных двустворчатых воротах нащупала верёвку, потянула её, и калитка открылась.
Они вошли в ворота монастырского двора.
В церкви шла вечерняя служба, зажжены были свечи, но Феодора постучала.
Анастасия легонько прикоснулась к её
«Во всех наших монастырях во время молитвы двери открыты, не принято стучать, потому что кто входит, приходит к Богу, входит в дом Его, а монахи, священство и миряне стоят на молитве. Никто не дежурит у дверей».
«Прости, сестро, я растерялась», – сказала Феодора и отступила от дверей.
Наступила пауза, затем в дверях появилась старая монахиня с зажжённой свечой в руке. На мгновение она растерялась, а затем, будто и пламя свечи вспыхнуло ярче, воскликнула с глубоким поклоном Анастасии:
«Добро пожаловать, госпожа!»
«Встань, сестро, прошу тебя, я больше не госпожа и не правительница, а монахиня, как и ты. Со мной сестра Феодора», – сказала ей Анастасия, наклонилась и поцеловала ей руку.
С таким же монашеским усердием игуменья ей ответила тем же и затем поцеловала её в щёку, то же она сделала и по отношению к Феодоре.
«Знаю, что вы приняли монашество, но мы вас сегодня вечером не ждали. Мы думали, что вы прибудете только завтра. И с сопровождением, а не вот так, одни, в непогоду через тёмный лес, полный диких зверей», – обратилась к ним мать Параскева.
В дверях церкви боязливо показались ещё пять монахинь, которые, увидев гостей, упали на колени.
«Не делайте этого, сестры, не грешите. Я с этих пор во всём равная вам», – сказала и им Анастасия.
«Тогда добро пожаловать и во Славу Божию, дорогие сестры!» – не растерялась Параскева, показав рукой, чтобы они вошли в церковь, а монахиням – чтобы тотчас встали с колен.
Анастасия и Феодора приложились ко всем иконам и остановились перед алтарём. Земным поклоном поклонились они Господу и Богородице и отошли в сторону, ожидая окончания службы.
Лишь тогда игуменья Параскева представила им остальных монахинь: «Здесь порядок такой, что после вечернего богослужения следует ужин. Сейчас я попрошу вас сначала переодеться, потому что вы совершенно мокрые. А мы вас ждём в трапезной».
Переодеться им помогла самая молодая монахиня из сестринства. Она будто ожидала, какое послушание ей последует, поэтому за несколько минут нашла две мантии и сухие платки.
«Ваше монашеское имя на греческом означает воскресение», – сказала Анастасии эта монахиня.
«Да, я по происхождению гречанка, как и сестра Феодора».
«Так что гречанка родила нашего уже такого известного серба, монаха Савву?»
«А что собой представляют греки и сербы, если не одно и то же в вере», – возразила Анастасия, и они втроём пошли в трапезную и подошли к деревянному столу, где их уже ждал ужин.
В глиняных тарелках были тёплая похлёбка с овощами на воде, варёный картофель, салат из зелени и хлеб. Хотя и казалось, что пищи мало, им этого было достаточно.
«Эта пища благодатная. Вот, мы устали, пока путешествовали, но я себя чувствую сытой и довольной, будто ужинала при дворе», – шёпотом сказала Анастасия.
Феодора ей ответила улыбкой, и они обе вместо вина напились холодной воды, которую сестры брали из ближнего источника.
После ужина монахини короткой молитвой поблагодарили Господа, а матушка Параскева повела Анастасию и Феодору в конак [22] , на отдых. А ещё до этого она принесла пузырьки с бальзамами, помазала ими и перевязала Феодоре пораненные руки и колено.
22
Конак – здесь: корпус с монашескими кельями или монастырская гостиница. – Прим. пер.
Помещение заполнилось приятным запахом смеси тысячелистника, ноготков, ромашки и сосновой смолы.
Протянув руки, Феодора смотрела, как игуменья внимательно и очень умело мажет все раны и царапины тонким слоем бальзама.
«Мы вам на скорую руку подготовили келью по нашему разумению и внесли в неё то, что у нас было», – не прекращая мазать, сказала игуменья.
«Не надо было ничего особенного готовить. Мне будет неприятно, если Вы меня чем бы то ни было будете выделять из остальных сестёр», – попросила её Анастасия голосом, будто перед игуменьей находится какая-то другая, а не бывшая до вчерашнего дня первая женщина двора сербской державы, правительница, мать монаха Саввы, нового правителя Рашской державы Стефана и третьего сына, правителя Зеты, Дукли, Диоклетии и Далмации, Вукана.
Они ещё немного смиренно поговорили, и мать Параскева вышла, оставив их отдыхать.
После долгого пути они обе скоро заснули.
Анастасии приснился тот же сон, как и много лет тому назад. Большая сосна ростом до неба. Такая ей снилась той ночью, когда она на заре родила Растко. Ствол её был необъятным, а крона словно крыльями покрыла весь Рас. На сосне было множество веточек, и каждая – в виде креста. А в этом сне в монастыре та же сосна покрывала Студеницу и пространство вокруг, ему почти не было конца.
Затем она проснулась и стала размышлять, что бы этот сон мог означать, и снова заснула.
Перед зарёй их разбудил звон церковных колоколов. Настало время утренней службы…
Разорвал письмо брата
В Которе, озарённом осенним солнцем, на площади между берегом моря и дворцом Вукана, короля Зеты, Дукли, Диоклетии и Далмации, в воскресенье 1196 года, толпа собравшихся людей восхваляла своего правителя. Вукан со ступеней своей резиденции, полученной в дар от отца Немани, энергично отвечал на их приветствия. У него были причины для самоуверенности и твёрдости, которыми он старался запугать противников и сомневающихся: ему принадлежал очень важный титул – уже в течение трёх лет он был Великим жупаном, то есть Великим князем Зеты, Требиня, Топлицы и Хвосно, то есть Метохии. И всё же, все эти титулы были причиной его беспокойства и неудовольствия. Прошло несколько недель с тех пор как его отец ушёл в монахи, оставив высший титул правителя Рашки и сербских земель младшему сыну, Стефану, тогда как ему, старшему, как он ожидал, должно было принадлежать право на то, что отдано Стефану.