Святилище

Мосс Кейт

Потом он улыбнулся. От глаз его разбежались морщинки, и связь прервалась.

— Добрые христиане, катары, должны были носить желтый клочок материи, нашитый на одежду как клеймо. — Его пальцы тронули желтый, как подсолнечник, платок в нагрудном кармане. — Я ношу это в память о них.

Леони качнула головой.

— Вы им очень сочувствуете, мсье Бальярд, — сказала она с улыбкой.

— Те, кто ушел до нас, не обязательно исчезли, мадомазела Верньер. — Он постучал себя по груди. — Они живут здесь. — И улыбнулся. — Вы сказали, что

не знали своего отца, и все же он живет в вас, верно?

К изумлению Леони, на глаза ей навернулись слезы. Она кивнула, не доверяя своему голосу. Она даже почувствовала облегчение, когда доктор Габиньо обратился к ней с каким-то вопросом и пришлось ему отвечать.

Глава 43

На стол подавали все новые и новые блюда. Свежая форель, розовая и тающая на языке, как масло, следом крошечные котлеты из ягненка с гарниром из поздней спаржи. Мужчины пили крепкое корбьерское, местное красное вино из превосходных погребов Жюля Ласкомба. Для дам было полусладкое белое вино из Тараскона, ароматное и темное, цвета сухой луковой кожуры.

За столом стало жарко от разговоров и споров: о вере и политике, о Севере и Юге, о преимуществах сельской и городской жизни. Анатоль был в своей стихии. Его карие глаза сверкали, черные волосы блестели, Леони видела, как он очаровывал и мадам Боске, и саму Изольду. В то же время она не могла не замечать пролегших у него под глазами теней. И шрам у него над бровью в танцующем отблеске свечей выделялся особенно ярко.

Леони потребовалось время, чтобы оправиться от наплыва чувств, вызванных разговором с Бальярдом. Мало-помалу смущение и стыд за слишком откровенный разговор уступили место любопытству. Снова овладев собой, Леони стала подумывать, как бы вернуться к прежней теме. Но мсье Бальярд углубился в серьезный спор с кюре, Беранже Соньером. Ее сосед с другой стороны, доктор Габиньо, не умолкал ни на секунду. Случай представился ей, только когда подали десерт.

— Тетя Изольда говорила, что вы знаток во многих вопросах. Знаете историю не только альбигойцев, но и визиготов и даже разбираетесь в египетских иероглифах. Я в первый вечер, как приехала сюда, прочитала вашу монографию: «Демоны, зловредные духи и призраки гор». У нас в библиотеке есть экземпляр.

Он улыбнулся, и Леони почувствовала, что и ему приятно вернуться к разговору.

— Я сам подарил его Жюлю Ласкомбу.

— Наверное, много времени понадобилось, чтобы собрать столько рассказов в один том, — продолжала она.

— Не так уж много, — легко возразил он. — Надо только слушать землю и людей, населяющих эти места. Такие истории часто записывают как мифы и легенды о духах и демонах, но они так же вплетены в ткань страны, как скалы, горы и озера.

— Конечно, — сказала она, — но не думаете ли вы, что есть и такие тайны, которым нельзя найти объяснения?

— Ок, мадомазела, Ieu Tanbien. Я тоже так думаю.

Леони округлила глаза.

—

Вы говорите на окситанском?

— Это мой родной язык.

— Вы не француз?

Он жестко улыбнулся:

— Нет, никоим образом.

— Тетя Изольда хочет, чтобы слуги в доме говорили по-французски, но они так часто переходят на окситанский, что она устала их поправлять.

— Окситанский — язык этой земли. Од, Арьеж, Корбьер, Разее — и дальше в Испании и Пьемонте. Язык трубадуров, истории и фольклора.

— Так вы, значит, из тех мест, мсье Бальярд?

— Pas luenh, возможно, — ответил он, легко уклоняясь от ее любопытства.

За мыслью, что он мог бы перевести ей слова, вырезанные над дверью часовни, сразу пришло воспоминание о звуке когтя, скребущего по камням пола, словно зверь рвался из клетки.

Она вздрогнула.

— Но есть ли в таких историях правда, мсье Бальярд? — спросила она. — В рассказах о злых духах, призраках и демонах? Они правдивы?

— Vertat? — повторил он, на мгновение дольше удерживая ее взгляд своими светлыми глазами. — Правда? Кто знает, мадомазела? Иные верят, что занавес, отделяющий одно измерение от другого, столь прозрачен и светел, что почти невидим. Другие скажут, что только законы природы определяют, во что нам верить или не верить. — Он помолчал. — Я, со своей стороны, думаю, что отношение меняется со временем. Что для одного времени — факт, то для другого только ересь.

— Мсье Бальярд, — быстро заговорила Леони, — когда я читала вашу книжку, то задумалась, какая связь между легендами и природным ландшафтом. То есть источник или озеро дьявола названы по историям, которые рассказывают об этих местах, или истории возникают из названий таких мест?

Он кивнул и улыбнулся.

— Проницательный вопрос, мадомазела.

Бальярд говорил тихо, и все же Леони почувствовала, как все другие звуки отступают перед ясным, как вечность, звуком его голоса.

— То, что мы называем цивилизацией, — это просто способы, которыми человек стремится навязать свои ценности миру природы. Книги, музыка, живопись, все эти искусственные создания, что так занимают сегодня ваших гостей, — это лишь попытка уловить душу того, что мы видим вокруг себя. Способ внести разумное начало, уложить наш человеческий опыт в некие управляемые, постижимые разумом рамки.

Леони минуту не сводила с него взгляда:

— Но призраки, мсье Бальярд, и дьяволы, — проговорила она. — Вы верите в духов?

— Benleu, — мягким и ровным голосом отозвался он. — Быть может.

Он обернулся к окну, словно увидев кого-то за стеклом, затем снова к Леони.

— Вот что я скажу: дважды до сего времени вызывали дьявола, обитающего в этих местах. Дважды его заставили отступить. — Он бросил взгляд направо. — В последний раз — с помощью нашего присутствующего здесь друга. — Он помолчал. — Я не хотел бы пережить такое сызнова, разве что не будет иного выхода.