Святочный сон
Шрифт:
Как нам было хорошо до появления Дюваля! Надобно отпустить его с Богом, но как быть с Мишей?.. А почему он сам решил уйти? Отчего говорил о себе, что подлец? Что происходит с ним, с чего он так напился? Конечно, это отвратительно, но мне отчего-то его сделалось жаль... Даже оскорбление, нанесенное мне, я прощаю.
Да желаю ли я, чтобы Дюваль навсегда покинул наш дом? (С собой-то я могу быть откровенна!) Нет, не желаю. Сейчас, когда я увидела его таким... жалким, я не могу сердиться на него. Как бы мне хотелось, чтобы он исчез, словно его не существовало вовсе, чтобы покой
Нет! Коли быть вовсе честной с собой, то для меня теперь необходимость поминутно видеть его, думать о нем... Я поминутно ловлю себя на том, что необыкновенно чувствую Дюваля, его присутствие, его настроения. Иной раз меня это пугает. Однако это счастье, когда есть о ком мечтать, пусть даже совершенно впустую!
У меня нет ни малейшего шанса, я вполне понимаю это. Дюваль пленен Сашенькой, что вполне простительно. Моя роль - отводить от дома беду - плохо дается мне. Помоги нам, Господи! Дюваль останется... ради Миши. Я умею справляться со своими чувствами, мне ли не уметь. За Сашеньку буду молиться, чтобы Господь послал ей силы для борьбы.
Кто же он? Кто этот человек с манерами светского баловня и всеобщего любимца, рядящийся в учительский сюртук?.."
На другой день после столь памятного вечера Соня ждала скандала. Вот-вот Дюваль объявит об уходе, и Миша расплачется. Владимир, верно, вспылит: он не терпит подобного отношения к обязанностям. Сашенька опечалится и тоже будет втихомолку плакать. А если еще доложить Владимиру о пьянстве и развязности учителя, Дюваль с треском вылетит из дома и уж верно без всяких рекомендаций.
Однако ничего не произошло. Как обычно, за утренним чаем Владимир хмуро молчал (он всегда по утрам мрачен), Сашенька вопросительно взглядывала на него. На лице Дюваля нимало не читались следы бурно проведенной ночи или тайных волнений. Он ел с отменным аппетитом, заговорщически подмигивал Мише и лукаво посматривал на Соню. И что же это давеча было? Молодая женщина сочла благоразумным ни о чем не спрашивать. От теплого взгляда Дюваля в душе ее поднимался счастливый восторг. Она не узнавала себя. Надобно непременно поговорить с ним начистоту, чтобы рассеять мучительные подозрения. Может статься, что все опасности Соня выдумала сама. Чего только не примерещится девице, живущей совершенно затворницей!
Думая так, Соня робко ответила на заинтересованный взгляд Дюваля. Резкий голос Владимира нарушил тишину, возникшую вдруг за столом:
– Мсье Дюваль, мне сказывали, князь Горский в Москве? Так ли это?
Гувернер поставил чашку и учтиво ответил:
– Да, мне это известно.
– Беспременно сведу с ним знакомство, - заявил Мартынов, вставая из-за стола.
От внимательной Сони не ускользнула мимолетная гримаса, тотчас однако исчезнувшая с лица Дюваля. В другой миг она уже думала: а не показалось ли ей вновь, что некая тень пробежала по лицу француза? Вот он уже беззаботно шутит с Мишей, почтительно отодвигает стул Сашеньки, которая спешила проводить супруга. И этот пристальный взгляд, от которого Соня вздрогнула, так ясен и добр. Но почему все же "подлец"?..
– Мадемуазель, - вдруг обратился к ней Дюваль, отчего Соня опять вздрогнула.
– Нам следует объясниться по поводу вчерашнего. Предлагаю вам совместную прогулку после классов.
Девица чувствовала, что краснеет, она лишь кивнула в ответ. Дюваль покинул столовую вслед за своим питомцем. Девочки давно уже нетерпеливо возились за столом и вопросительно поглядывали на тетушку, которая чему-то задумчиво улыбалась, уставившись на скатерть.
Однако прогулку пришлось отложить. В тот момент, когда Соня при помощи вырезанных ею букв учила Катю читать, дом наполнился восклицаниями, возней, каким-то новым шумом. Переглянувшись между собой, все поспешно бросились вниз. В передней происходила следующая сцена. Какая-то незнакомая дама, красивая, нарядная, крепко сжимала в объятьях Сашеньку. Сыпались восклицания:
– Ах, ma chere! Не верю своим глазам! Ты ли это, mon ange? О, дорогая! Сколько лет! Моя обожаемая! Александрин! Биби!
Когда поцелуи, слезы и вскрики иссякли, дамы, наконец, оторвались друг от друга.
– Какими судьбами?
– прижав руки к груди, вопросила Сашенька.
– Ах, душечка, это печальная история. Позволь мне остановиться у тебя, покуда я не найму что-нибудь приличное. Не желаю обращаться к родственникам мужа!
– К чему нанимать? Живи у нас, сколько понадобится!
– радостно воскликнула Мартынова, но тотчас прикусила язык, подумав о Владимире.
– Я не стану злоупотреблять твоим гостеприимством, mon ange. И что скажет твой супруг? Где же он, кстати?
– Биби решительно двинулась в комнаты, бросив шубку на руки лакею.
Сашенька поспешила за ней, а Соне пришлось распорядиться, чтобы внесли вещи и приготовили комнату для неожиданной гостьи. Когда же она вошла в гостиную, где шептались подруги, Александра Петровна представила:
– Вот, Соня, рекомендую тебе мою давнюю приятельницу по пансиону Варвару Михайловну Бурцеву. Она поживет у нас некоторое время. Думаю, Володенька не будет против...
Варвара Михайловна бежала из Петербурга от ревнивого мужа. Рыдая и нещадно теребя косынку, она поведала дорогой Александрин свою печальную историю. Едва она вышла замуж, как Бурцев проявил свой дикий нрав. Он безумно ревновал молодую супругу к первому встречному, устраивал сцены из-за всякой мелочи. Никому не доверяя в доме, Бурцев прогнал всех своих людей. Бедняжка Биби тряслась от страха всякую ночь, ожидая скандала или ссоры. Дело доходило до драки и даже ножа. Вспышки безумия сменялись у Бурцева глубокой хандрой. Жизнь его молодой супруги делалась вовсе невыносимой.
– Вообрази, он запирал меня в комнате и неделями не выпускал из дома!
– жаловалась Варвара Михайловна.
– Разве что из дворца пришлют за мной, тогда ему поневоле приходилось подчиняться. Государыня Александра Федоровна чувствовала неладное. Она расспрашивала меня, но мне совестно было признаться, что синяки на теле и разбитые губы - это дело рук моего обожаемого супруга.
И вот однажды, едва не погибнув от ножа, чудом спасшаяся Биби бросилась в ноги государыне. Она умоляла разрешить ей развод или оградить от дикости мужа, который рано или поздно убьет ее. История дошла до государя. Его величество весьма разгневался и решил все по обыкновению твердо и мудро. Бурцева посадили под арест, а Биби отбыла в имение. Супруги были разлучены на несколько лет, но развода не последовало. Бывший флигель-адъютант Бурцев получил назначение на Кавказ и тотчас уехал. Варвара Михайловна иногда навещала мужа, и мир, казалось, был восстановлен. Несколько лет после супруги жили в согласии. Бурцев вернулся в Петербург и был прощен.