Святополк Окаянный
Шрифт:
— Ворожат, кто когда замуж выйдет.
— Как?
— А просто. Выдергивают зубами соломинки с крыши, а потом меряют, у кого соломинка длиннее. Та, у которой самая длинная, выйдет первой замуж.
— И ты так ворожила?
— Когда молодая была, по-всякому, детка, бывало. И на соломинке и на дровах.
— На дровах? А как?
— Просто, детка. В колядки как наберешь беремя дров, да внесешь в избу, да бросишь. Тут же и за гаданье берешься. Откладываешь полешки по паре, откладываешь, откладываешь. Ежели последнее полешко без пары будет — значит, ныне уж и не жди себе
— И это так и бывает?
— Так и бывает, детка.
— И с тобой так было?
— И со мной так. В тот год, как мне замуж выйти, у меня все поленья в колядки с парами были. А уж летом на Купалу я встретила своего суженого.
— И поженились?
— А как же? Все как у людей. Окрутились.
— Как окрутились?
— Ну как? Взялись за руки, три раза вокруг святого дуба обошли, вот и стали мужем и женой.
— Только вкруг дуба можно?
— Это где как, детка. У нас дуб святой, у других озеро. Там, чтоб окрутиться, три раза озеро вместе надо обежать, чтоб люди видели и знали, что пара теперь муж и жена.
— И все-то ты знаешь, Буска, — вздохнул княжич. — Ты всегда такой мудрой была?
— Что ты, детка. Во младости эвон такой же пересмешницей была, как эти девки. В первую же ночь от мужа плетей получила за глупство.
— За что, Буска?
— За дело, детка. Разувать не с той ноги почала его. Надо с правой, а я левый сапог стащила, а за ноговицей плеть у него. Он и давай меня ею охаживать, учить уму-разуму.
— А если б правый сапог стащила, что тогда?
— Тогда б получила серебряную куну, она у него в правой ноговице лежала. И богато бы, счастливо жизнь прожили. А то вот дернуло меня левый сапог тянуть, так всю жизнь и промаялись.
— Ты, наверно, не знала, да?
— Знала, детка, в том-то и дело, что знала.
— Так чего ж ты?
— Я ж говорю, по глупости. Шибко радовалась, вот и ухватилась не за тот сапог, не подумавши. Он же, левый-то, насупротив моей правой руки, вот и дернула. Всю жизнь к худу своротила.
Багрянородный
Великая княгиня Анна затяжелела, что не могло не радовать Владимира Святославича. Очень уж ему хотелось иметь наследника, в жилах которого текла бы кровь византийских царей. И однажды где-то на седьмом месяце беременности Анна сказала мужу:
— Хочу, чтобы и мой ребенок тоже родился, как и я, в багряной зале.
— Уж не хочешь ли ты ехать рожать в Царьград?
— Зачем? Разве ты не можешь сделать здесь в моем дворце багряную горницу?
— Ба-а. Как же это я сам-то не догадался, — воскликнул Владимир. — Спасибо, что надоумила, Аннушка. Будет тебе багряная горница.
На следующий день Владимир Святославич вызвал к себе дворского Прокла Кривого.
— Прокл, надо обить одну из горниц во дворце великой княгини паволоками [46] багряными.
46
Паволока — ткань (хлопчатобумажная и шелковая).
— Непременно багряными? — удивился дворский.
— Багряными, багряными. Сколько потребуется?
Прокл сморщил лоб, устремил единственный свой глаз в потолок, словно там что-то было написано, зашевелил губами:
— Т-так… ежели сюда… А потом так… — И спросил вдруг: — А потолок тоже обивать?
— И потолок тоже, все-все, и пол даже.
— Ого, — крякнул дворский. — Так это… Так это паволок надо локтей двести, не менее.
— Вот и покупай. Бери из казны сколько надо и покупай.
— Но ты ж, батюшка князь, сказал — паволоки багряные надо.
— Ну, багряные.
— Так это ж царский цвет, из Византии такой разве что таясь вывозят.
— Да?
— Да, да, батюшка князь, и ежели какой купец привезет, так за них он в два-три раза дороже сдерет.
— Плати сколь надо, но доставай, Прокл.
— Охо-хо, — вздохнул дворский. — Раз велишь, батюшка, куда деваться. Буду искать. Вот найду ли? ……..
— Найдешь. А не найдешь, спину багрецом покроем, — усмехнулся Владимир Святославич.
Улыбнулся и Прокл злой шутке князя. Но знал, уж ко-го-кого, но его-то бить не станут. Не он ли, Прокл, на рати под Червенем прикрыл собой князя, на себя его стрелу принял, без глаза остался. Князь тогда молвил: «Такого вовек не забуду». И по выздоровлении Прокла определил его помощником к дворскому своему. Другие-то, кто на рати покалечился, без руки там или без глаза остались, — уже не вояки, они в нищие подаются, на Торге милостыню просят, а то, вот как церкви строить стали, при церквах обретаются. И сказывают, положено так, вроде как у Бога они под присмотром, не зря ж их убогими называют. А Прокл на хорошую должность великим князем определен, при нем самом состоит, хотя и калека. И уж третий год, как не помощник, а полный дворский. А то, что Владимир Святославич обещал спину багрецом покрыть, то это он так, для красного словца, шутки ради… Не тронет он его, даже если Прокл не достанет этого самого злосчастного багреца, не тронет, разве что словом попрекнет. Но именно поэтому эти паволока багряные надо найти, хоть из-под земли достать.
Нагрузив калиту золотом и опоясавшись мечом на всякий случай, чтоб калиту какие бродни не отобрали, отправился Прокл на Торг. Ходил, смотрел, нигде багряных паволок не нашел. Увидел девицу, дочь Путяты, в платке багряном, подошел, спросил ласково:
— Скажи, милая, где ты разжилась такой красотой?
— То батюшка на Почайне у грека купил.
«Ах, старый дурак, — корил себя Прокл, — надо бы сразу на Почайну к пристани бежать, где товары выгружают, мне таких платков сотни две надо».
Побежал вниз к реке. На Почайне лодий впритык: которые разгружаются с товарами заморскими — паволоками, фруктами, бочками с вином, сладостями, а которые, наоборот, русским товаром загружаются — медом, воском, мехами, рабами, и пойдут эти вниз через пороги, через море в Византию.
Прокл к тем лодиям подходил, где паволоки выгружались разных цветов и колеров — синие, зеленые, голубые и черные даже, а вот багряных что-то не видно.
Допытывался у купцов греческих Прокл:
— Нет ли багряных, все куплю.