Святополк Окаянный
Шрифт:
— A-а, старый лис, — приветствовал его шутливо Болеслав. — Заходи, заходи.
— Я видел, как вышел Святополк, и решил зайти, доложить тебе.
— Правильно решил, святой отче. Ну, рассказывай, что и как.
— Особо хвастаться нечем, князь. Ну, обвенчал я их, княгиню исповедую, причащаю. С Святополком вроде и не ссоримся, но и не дружим. Он хоть и крещен, но замечаю, язычникам потакает. Когда три года тому приезжал на свадьбу Владимир, то велел весь город крестить, так полгорода жителей в леса убежало, не окрестились. Великий князь уехал, все из лесу вернулись. А Святополку хоть
— Может, потому и не чешется, святый отче, чтоб самого не утопили, — усмехнулся Болеслав.
— Вот Владимир-то и Киев окрестил, и Новгород. А этот?
— Этот молод, отче. Не забывай, Владимир — старый волк, а этому едва за двадцать перевалило. Владимир уж на скольких ратях копье ломал, а этот в глаза боя не зрел. И потом, крещение ведь не княжеское дело, отче. Ваше, сударь мой, ваше, поповское. Вот вдвоем бы с этим Фомой взялся да и крестил бы.
— Не могу я с ним соединяться, князь. Не имею права. Папа римский узнает, может меня из сана извергнуть. Фома-то по греческому закону служит.
— Ну вот разбери вас. Оба в Христа верите, а соединяться не хотите. Эвон германский епископ Бруно не поленился, добрался до Киева, мало что Владимира благословлял, так еще к печенегам поехал, у них умудрился тридцать человек окрестить.
— Знаю. Рассказывал он, когда у нас остановился. Чуть живота не лишился.
— Зато Богу послужил, как и святой Войтех. А кто Святополка польской мове выучил? Не ты?
— Отчасти, отчасти, князь. Более всего княгиня Ядвига постаралась.
— Слава Богу, хоть в сем преуспела доченька.
— А я с азбукой нашей, латиницей, его ознакомил.
— Ну вот, а говоришь, успехов нет. На нашей мове размовляет, будет поляком, дай срок.
Назавтра перед выездом на охоту Болеслав, улучив время, спросил Горта:
— Ну как? Показал гостю Рыжего?
— Показал.
— А он?
— Он очень расстроился и сказал, что великий грех лишать человека очей, которые от Бога даны ему.
— Но ты разве не сказал, за что Рыжий был ослеплен?
— Он этим и не интересовался, сказал — это тяжкий грех, и все.
— Выходит, осудил?
— Выходит, так. Я же говорил, не надо ему казать.
— Ладно, не ной. Кто ж думал, что он такой жалостливый. Чего доброго, на охоте за тура вступится.
Вперед уехали ловчие со сворой собак, князья выехали позже в сопровождении целой свиты слуг, везших набор копий, котел и мешок с посудой, состоявшей в основном из деревянных тарелей и кружек. Везли даже корчагу хмельного меда.
— Главное в охоте на тура, сынок, — это отколоть быка от стада, — посвящал Болеслав Святополка в предстоящее событие. — А это не так просто. Ловчий должен его разозлить, чтоб он погнался за ним. Причем, убегая, ловчий не может далеко отрываться от быка. Иначе тур вернется назад к стаду. Ловчий должен поддерживать в звере уверенность, что тот вот-вот догонит охотника и расправится с ним. В общем, охотник все время должен чувствовать за спиной рога. А это, поверь, не очень приятное ощущение. Споткнись, и бык затопчет тебя. Хорошо, если ловчий ранит тура, это злит его еще более. Раненый бык почти наверняка не бросит погоню. Он горит желанием отомстить ловчему за рану, и это губит его. Убегая, ловчий выводит быка на меня, а уж я убиваю его. Вот ты это сегодня и увидишь. Это будет мой одиннадцатый бык.
— А как мы узнаем, что ловчий отколол быка от стада?
— А протрубит рог.
Они выехали на поляну, на которую предполагалось выманить тура. Болеслав велел всем отъехать в кусты, оставив возле себя, кроме Святополка, двух копьеносцев.
— И эти-то вряд ли понадобятся, — сказал Болеслав о них. — Так, на всякий случай. И ты, сынок, тоже не лезь в драку, не отвлекай зверя. Я сам его буду брать. Только гляди. Хорошо?
Они слезли с коней. Болеслав обошел своего коня, проверил укрепленную в подгрудье овчину, пояснил:
— Это ему вместо щита от рогов турьих.
— И защищает?
— А как же. Без нее ему б давно тур кишки выпустил. Он у меня боевой, — и похлопал ласково коня по шее. — Свое дело знает. Правда, Велес?
Конь всхрапнул, словно понимая слова хозяина.
Ждать пришлось долго, а возможно, так им казалось, поскольку ожидание всегда растягивает время. Сели на траву. Болеслав, покусывая травинку, все ждал, когда Святополк заговорит о Рыжем, чтобы рассказать, за что все-таки он ослепил его. Но гость не заговаривал. Болеслав пытался подтолкнуть его к этому:
— Ну, как тебе мой двор? Понравился? Как кони? Соколы? Кузня?
— Понравились, — отвечал Святополк.
— Кто?
— Кони. Есть очень хорошие.
— Ты выбрал себе?
— У меня есть уже.
— Но-но, сынок, выбери у меня, чтоб в подарок. Сделай отцу приятное.
— Там есть белый такой.
— A-а, знаю. Считай, что он уже твой.
— Спасибо… — Святополк, поколебавшись, добавил: —…Отец, — доставив сим Болеславу приятные мгновения.
— Ну, а из соколов, сынок, выбрал себе какого?
— Нет. Я не люблю этот лов.
«Ясно, — подумал Болеслав. — Не любит потому, что закогченной птице надо башку сворачивать». И мысль эта была ему неприятна. По его, болеславским, понятиям настоящий князь не должен знать жалости и бояться крови. Он воин, и этим все сказано. Но вслух произнес:
— Да, пожалуй, ты прав. Лов с соколом — детская забава.
Но и этот разговор о конях и соколах не подвигнул Святополка вспомнить о Рыжем, а самому начинать разговор об этом Болеслав счел унизительным: «Как будто я должен оправдываться перед мальчишкой. Спросит. Отвечу…»
— Князь, труба, — сообщил один из копьеносцев, заметив, что князья, занятые разговором, не обратили внимания на звуки рога, донесшиеся из леса.
Болеслав и Святополк одновременно вскочили с земли, сели на коней. Копьеносцы подали им копья.
— Учти, сынок, копьем тура не возьмешь.
— А зачем же мы их взяли?
— А Чтоб ему холку почесать, — отвечал Болеслав, хохотнув коротко. — Вот сейчас увидишь, как я его брать буду.
На поляну первым выскочил не тур, а ловчий на взмыленном коне, за ним, едва не поддевая на рога коня, несся разъяренный бык, в холке которого уже торчало две стрелы.