Святоша

Заварелли А.

Она бросает трубку, оставляя меня слушать короткие гудки, пока мама рассматривает меня. Ее взгляд постоянно бегает по мне, как будто мама перечисляет способы, которыми я могу усовершенствоваться. А затем она задает вопросы, один за другим, как если бы мы были на вечерних семейных ужинах.

— Все хорошо в школе? — спрашивает она.

— Все хорошо, — говорю я ей.

Она замолкает на мгновение, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что рядом нет

никого, кто мог бы услышать ее следующий вопрос.

— Как твои симптомы?

— Это не симптомы, мама, — вздыхаю я. — Это называется черты характера.

— Да, но... независимо от того, как ты хочешь их назвать, мне нужно знать, что ты все еще работаешь над ними. Что ты делаешь то, что обещала мне.

— Да, — говорю я. — Я делаю все, что ты хочешь.

— Хорошо, — отвечает она. — Это хорошо, Тенли.

На кухне тихо, и разговор фактически окончен, когда она уходит, не сказав больше ни слова.

Позже той же ночью я тайком выхожу из дома и жду в конце квартала, как мне было велено.

Подъезжает машина, и я едва успеваю разглядеть лица внутри, когда меня буквально запихивают внутрь тачки.

Кто-то закрывает мне глаза руками, и я уже начинаю сходить с ума, пока голос Александра не шепчет мне на ухо.

— Успокойся, детка, — говорит он. — Это всего лишь я.

— Что ты здесь делаешь? — интересуюсь я. — Я должна пройти посвящение сегодня вечером.

— Я здесь, чтобы сопровождать мою девушку. — Александр берет меня за руку, и я чувствую, как часть моих нервов уходит, когда он поглаживает бьющийся под моей кожей пульс.

— Ты нервничаешь? — спрашивает он.

— Нет, — лгу я. — Почему они проводят оба посвящения в одну и ту же ночь? Разве они не должны быть раздельными?

— Нет, — говорит Александр, но больше ничего не объясняет.

— Другие девушки нас где-нибудь встречают?

— Да, — говорит он. — Конечно. Но сначала ты должна пройти первое испытание.

— Какое?

Он подносит что-то прохладное к моим губам, и жидкость выплескивается мне в рот.

— Выпей.

Я не хочу этого делать. Все это звучит так неубедительно. Но я знаю, что меня всегда будут высмеивать как девушку, которая не смогла пройти даже первое испытание, если я этого не сделаю. И тогда моя мать возьмется за меня, пугая перспективой тяжелой работы и потерей репутации поколений нашей семьи.

Итак, я выпиваю жидкость.

И меня

сильно прошибает.

Не то чтобы я когда-нибудь пила по-настоящему, но напиток кажется крепче, чем должен быть. Через несколько мгновений у меня кружится голова, я в замешательстве, и все мое тело вдавливается в сиденье.

Александр что-то говорит, но я не понимаю слов. Я приваливаюсь к нему, и тогда вокруг меня раздается смех.

Я проваливаюсь в забытье.

Я не знаю, как долго мы провели в машине. Потому что, когда я возвращаюсь в реальность, мы где-то в другом месте. Здесь холодно, и пахнет сосной.

Надо мной луна, а подо мной грязь и камни, впивающиеся в мою кожу. Хрюканье и шлепки.

— Да, черт возьми, — говорит кто-то.

И это слишком близко к моему лицу. Что-то тяжелое падает на меня сверху, и когда мои глаза привыкают, я понимаю, что это Дюк.

А потом я понимаю, что я голая, и он внутри меня.

Мой рот открывается, и из него вырывается крик.

— Какого черта?

Это голос Александра.

Рука зажимает мне рот, и он теперь ближе, говоря мне на ухо.

— Заткнись на хрен, Тен, — шепчет он. — Тебе просто нужно пройти через это, и мы оба в игре.

Все его друзья здесь. Я вижу их и чувствую их, и это предательство пронзает меня, как раскаленное железо. Я все еще кричу ему в ладонь, когда Дюк отходит от меня, и его место занимает Александр. Он хрюкает и толкается в меня, закрывая мое лицо рукой.

— Чувак, тебе нужно заставить ее заткнуться, — говорит кто-то.

Чья-то рука вцепляется мне в волосы, и моя голова снова ударяется о землю. Раз, два. Снова накатывает головокружение.

— Влейте еще немного того дерьма в напиток и дайте мне, — говорит им Александр.

Пару минут спустя мой рот приоткрывается, и в горло льется еще больше жидкости. Я чуть не задыхаюсь от этого, но они все равно продолжают вливать это в меня.

Что бы это ни было, от этого я снова становлюсь безвольной, а мое тело бесполезным.

— Наконец-то, — бормочет один из них. — А теперь переверни ее, чтобы и мне досталось немного. Не будь жадной свиньей.

На мне так много рук. Тела давят на меня.

Я вижу только мимолетные проблески кошмара, перемежающиеся приступами потери сознания. Я не знаю, сколько времени проходит, прежде чем я снова начинаю чувствовать что-то в своих конечностях. Но в тот момент, когда я это делаю, я пытаюсь дать отпор.