Святоша
Шрифт:
Трип снова молчит.
— Да, — говорит он. — Я взял. Я взял это. И я хотел убить каждого из этих ублюдков за то, что они прикасались к тебе.
— Как по-рыцарски с твоей стороны.
— Я знаю, что это не имеет значения,— говорит Трип. — Но меня это заебало, Тен. Меня это так заебало. Я не мог перестать думать об этом. Думал, где ты. Интересовался, все ли с тобой в порядке. Знал, что ты не умерла, но они этого не знали. И я всегда думал, что ты вернешься за нами.
— Ну, вот я и здесь. Прости, что была так предсказуема.
—
— Боль подразумевает кратковременное страдание. Мне жаль переубеждать тебя в том, что ты ошибаешься.
Он кивает, и в нем нет даже унции борьбы, когда он смотрит на меня.
— Я был тем, кто наполнил бутылку во второй раз. Водой. Я просто хотел, чтобы ты отключилась, чтобы ты ничего не помнила. Но я дал тебе слишком много.
— Вода под мостом, — говорю я. — Я пришла сюда не для того, чтобы пересказывать, что ты сделал или не сделал. Я знаю. Я все знаю. И я все это помню. Мне не нужно, чтобы ты рассказывал мне, как все было.
Трип кивает.
Никто из нас не двигается. Пока он не машет иглой в своей руке в вопросе.
— Ты не против? В последний раз.
Я его совсем не знаю.
Как мы стали такими?
Этот наркоман, который принимает смерть без вопросов, его единственная просьба - последний раз ширнуться. А я, принцесса общества, превратившаяся в холодную и расчетливую стерву, сидящую напротив него.
Я киваю Трипу, чтобы он продолжал.
Я пришла сюда спонтанно, на самом деле.
Какая-то часть меня знала, что Трип не будет бороться.
В душе он всегда был трусом. Слишком мягкотелым, чтобы пойти против того, чего хотели другие парни. Слишком боялся сказать мне, что я нравилась ему все эти годы.
Он ищет пальцами вену на руке, но не сводит с меня глаз.
— Ты очень красивая, — говорит он. — Намного красивее, чем я помню.
— Внешность может быть обманчива, — говорю я ему. — Все мое уродство - внутри.
Трип со вздохом втыкает иглу в руку и откидывается на спинку дивана, вытянув ноги и глядя в потолок.
— Я в это не верю, — говорит он. — Ты всегда была слишком хороша для нас. — Игла болтается у него в руке, слова звучат невнятно. — Чего бы это ни стоило. Мне действительно жаль, Тен.
Он снова нажимает на иглу, на этот раз вводя все содержимое мутной жидкости в вену.
Я не дура. Да и Трип тоже.
Это смертельная доза.
— Трип?
Я придвигаюсь к нему, и Трип открывает глаза лишь на краткий миг.
— Всегда был трусом.
Трип откидывает голову в сторону, лицо становится серым и липким, когда он погружается в бессознательное состояние. В его горле раздается булькающий звук, а затем Трип задыхается.
Я тянусь к Трипу и не знаю, могу ли смотреть на это.
Но все заканчивается так же быстро, как и началось.
Его тело застывает неподвижно, и он умирает.
Я падаю обратно на диван рядом с ним и остаюсь
И я скорблю.
Я скорблю о том, кем мы оба стали. Я скорблю о несправедливости жизни и о тяжелом выборе.
Когда все закончилось, я вытерла слезы.
И просто ушла.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Скарлетт
Ужас сделал меня жестоким.
Эмили Бронте
СТОЛКНУЛАСЬ С Виски по дороге в квартиру. Он вел себя как обычно, рассказывая о чем-то, что его расстроило.
— Поняла, — говорю я ему. — Не послушала тебя, хотя следовало бы. Ты пытался предупредить меня.
Кот машет хвостом и кружится по кругу, и я понятия не имею, что это значит.
Но когда я наклоняюсь, чтобы погладить его по голове, в его шерсти запеклась кровь. Я сглатываю и чешу у него между ушами, пока ищу в его кошачьих глазах подсказку.
Он проходит несколько шагов впереди меня, а затем оборачивается, чтобы посмотреть, иду ли я за ним.
Я забираю нож и иду за Виски к двери миссис Роджерс. Она треснута, и в коридор проникает отчетливый металлический запах.
Именно такую сцену вы видите в каждом фильме ужасов.
Миссис Роджерс не может быть мертва. Она просто старая леди, и она никого не ненавидит. Кроме, может быть, меня, потому что иногда я краду ее кота.
Я отгоняю Виски и толкаю дверь ногой.
На полу в кухне кровь.
А там, в своем кресле, как обычно, сидит миссис Роджерс. С ножом для стейка, воткнутым ей в горло.
Горячие слезы текут по моим щекам, но я не произношу ни звука.
Он пришел сюда.
Я знаю это. Александр пришел сюда после моей квартиры и сделал это с ней.
На стойке лежит разорванная аптечка. Отрезанные полоски ткани, полотенца и кровь повсюду.
Я пытаюсь осмыслить все это, когда дверь захлопывается за мной. И когда я поворачиваюсь, там стоит незнакомый мне мужчина с одинаково недоуменным и раздраженным выражением лица.
Он подносит телефон к уху рукой в кожаной перчатке и говорит.
— Небольшая проблема. Здесь женщина.
Я не слышу голоса на другом конце линии, но это может быть только один человек.
Мужчина передо мной пробегает глазами по моему телу и описывает меня, так будто он чертов патологоанатом. Нечеловеческим способом. Люди делают так, когда им нужно отключиться от ситуации. Когда они видят в человеке перед собой потенциальную угрозу.
Нож все еще в моей руке, прижат к боку, и он не знает, что он у меня.