Святослав, князь курский
Шрифт:
Ни Глеб, давно женатый и имевший уже двух сыновей: Изяслава и Ростислава, ни Святослав, ни Игорь уделов от старшего брата не потре-бовали, хотя в душе каждый из них хотел, чтобы Всеволод выделил из всей земли Черниговской и им по уделу. Хотя бы по маленькому. По одному лишь городку с волостями. Но благоразумно промолчали, по-нимая, что это не тот момент, когда у старшего брата можно что-то тре-бовать или просить, они все же не Давыдовичи… Только Святослав про себя отметил с каким-то безразличием: «Вот и началось деление княже-ства на уделы», — однако вслух опять же ничего подобного не сказал. Брату и без его едких замечаний сейчас несладко приходится.
Когда киевскому князю стало известно, что Всеволод, зять его, Чернигов отдавать дяде Ярославу не собирается и противится воле ве-ликого князя, то послал своего брата Ярополка, князя переяславского, и сына Изяслава, князя курского, союзных Всеволоду половцев разбить и к Чернигову приступить.
— Я сказал, что не допущу самоволия, — возмущался Мстислав, сверкая грозно взглядом и наставляя брата и сына, попытавшихся всту-питься за Всеволода, — значит, не допущу.
— Так зять все же… — заикнулся было Изяслав. — Сестру Агафью жаль… Не чужая, чай…
— Не проси за неправое дело, — прикрикнул на сына Мстислав, воз-вышая голос. — Лучше половцев, приведенных Всеволодом, поскорее разбей да Чернигов у него возьми.
Ярополку и Изяславу ничего не осталось, как исполнить волю ве-ликого князя. Заняв с дружинами города по Семи, входившие в Черни-говское княжество, и определив в них своих посадников, они многих половецких посланцев к Всеволоду перехватили и доставили в Курск под стражу, а на реке Локне малую орду, обнаружив, полностью разби-ли. После чего половецкие ханы, испугавшись, увели остатки своих орд в степь. Так Всеволод Ольгович остался без союзников. А вскоре Мсти-слав с дружинами переяславцев и курян взял в осаду Чернигов, но на приступ не повел, жалея своих и черниговских людей, все еще надеялся, что зятек одумается и от черниговского стола добровольно откажется.
Всеволод Святославич как ни был горяч и скор на решения, но тут поступил благоразумно: осаждавших приказал не задирать, в бой не ввязываться, наоборот, помогать им всем, чем только можно, кровом и питанием. Сам же стал лично и через супругу свою слать Мстиславу послания и подарки, надеясь таким способом умилостивить грозного властелина. Но Мстислав был неумолим. «Отступись от стола черни-говского, отступись… отступись», — как заговоренный бабкой-шептухой твердил он из послания в послание. Впрочем, от Чернигова он возвратился в Киев — дела ждали — войско же оставил на брата Яро-полка да сына Изяслава.
— Ты, княже, — посоветовала как-то мужу, видя его мучения, княги-ня Агафья, — попробовал бы как-нибудь через игумена Андреева мона-стыря, преподобного отца Григория, которого мой батюшка очень ува-жает, воздействовать. Может, и прислушается батюшка-то к нему… и смилостивится.
— А что, брат, — тут же ухватился за подсказку княгини Игорь, как и все остальные Ольговичи, переживавший за Всеволода и взятый им стол, — супруга твоя разумное говорит. Я слышал: прислушивается к слову игумена Григория великий князь. Попробуй! Попытка — не пытка, и за спрос денег не берут.
Тут и остальные братья поддержали Игоря:
— Поклонись игумену, попроси подсобить! Поклонись, Всеволод, спина, чай, не сломится. Хуже, когда выя не гнется да с головой нера-зумной расстается!
Всеволод, хоть и не долюбливал черноризцев, красноречивых и сладкоголосых, о мзде никогда не забывающих, да делать нечего, при-шлось на поклон идти.
Получив подарки для себя и монастыря, игумен Григорий, дебелый еще старик с осанистой седой бородой и немного насмешливыми глаза-ми, тут же приступил к делу, и в том ему помогали почти все бояре ки-евские, также задобренные подарками Всеволода Ольговича. Однако Мстислав Владимирович уперся, и дела шли не так быстро, как хоте-лось бы всем Ольговичам.
До самой зимы войска Ярополка и Изяслава стояли под стенами Чернигова без какого-либо действия. Князья знали о заступничестве за Всеволода игумена Андреева монастыря, надеялись на то, что дело вот-вот разрешится миром. Ведь игумен Григорий, и бояре киевские чуть ли ни денно и нощно просили великого князя простить Всеволода и оста-вить его на черниговском княжении, но Мстислав не думал изменять своему слову.
«Как я, глава государства, могу клятву свою преступить? — вопро-шал он священника и бояр своих, когда те особенно доставали его своими просьбами. — Как могу я, видя неправду и явную обиду, терпеть и суд неправый учинять? Как я смогу потом от подданных своих со-блюдения права и закона, соблюдения справедливости и клятвохране-ния требовать, если сам стану это первым нарушать?»
Но игумен и хитроумные бояре и тут нашли лазейку, предложив для такого дела собрать духовный собор, который смог бы разрешить эту проблему. Сказали — сделали.
Собор епископов и игуменов собрался и, разобрав дело, рассудил, что великий князь от данных Ярославу Святославичу обещаний осво-бождается во избежание кровопролития на Руси, Всеволод получает черниговский стол и на него накладывается епитимья, а Ярославу Свя-тославичу возвращается Тмутаракань, в придачу к которой еще в удель-ное владение всему его роду дается Муром и Рязань с волостями. Детям же Давыдовым: Владимиру и Изяславу — выделяется Северское княже-ние, как они того и хотели, когда брались поддерживать Всеволода Оль-говича в споре с дядей и великим князем.
Мстиславу Владимировичу ничего не оставалось делать, как согла-ситься с этим «мудрым» решением. Правда, потом, как рассказывали бояре из его ближайшего окружения, он часто укорял себя за это: «Эх, смалодушничал, смалодушничал…». Но что сделано, то сделано! Об-ратно не повернуть.
Осталось неизвестным, каково было бы решение духовного собора, если бы не золотые и серебряные гривны [79] из Чернигова, да не куны [80] с резами [81] , которыми умасливали как киевских бояр, так и весь духовный клир, собравшийся на собор. Святослав Ольгович, до той поры не очень-то жаловавший весь женский род, считая его глупым и легкомыс-ленным, способным разве что на сплетни и слезы, княгиню Всеволодо-ву, Агафью Мстиславну, зауважал.
79
Золотая гривна — а) золотое украшение у славян, знак отличия; б) денежная единица в виде слитка золота. Серебряная гривна — весовая и денежная единица — слиток серебра весом около полуфунта.
80
Куна — денежная единица на Руси, равная 1/50 части серебряной гривны; приравнивалась также к арабскому дирхему (2,74 г серебра).
81
Реза (резана) — денежная единица Руси (с XII в. приравнена к ку-не; до этого составляла 1/50 гривны серебряной, 2/5 ногаты и; куны). Ногата — денежная единица Руси, имевшая хождение в XI–XV вв. Равнялась 1/20 гривны (серебряной) и 2, 5 кун.
— Умная, братец, у тебя супруга, — как-то раз в разговоре заметил он. — Это ж надо, так дело повернула…
— Да уж не дура, — согласился Всеволод. Но тут же добавил: — Ко-гда о таком лакомом куске речь зайдет, как большой княжеский стол, то любая баба вмиг умной станет. Да что там, баба, лошадь, и та поумнеет. А вот, что красавица, так это верно: в мамашу свою, Кристину, уроди-лась, такая же светлоокая да золотоволосая.
— Но доволен ли ты, братец, тем, как разрешился твой спор за Чер-нигов? Ведь княжество дробить пришлось… — перевел Святослав разго-вор на тему, не дававшую ему покоя: вдруг да решит Всеволод и брать-ев уделами наделить. Однако сказал не то, что думал: — А еще дед наш предупреждал, что дробить землю нельзя, ослабеет…