Святослав, князь курский
Шрифт:
— Что так-то, брат, неуверенно? — с язвинкой в голосе заметил Все-волод. — Ведь правильно говоришь. Или с сестричем и кумом своим ссориться нет охоты? — Намекнул он на отношения Святослава с Юрием Владимировичем Ростовским и, не дожидаясь ответа Святослава на свой вопрос, продолжил: — Сначала будем поддерживать Ярополка и Мстиславичей… пока нам это будет выгодно…
— А потом? — задал коварный вопрос Игорь.
— А потом будем смотреть… — уклончиво отозвался старший из черниговских князей.
По-видимому, он и сам еще не пришел к окончательному реше-нию.
— Главное, братья, — высказался эмоциональный Святослав, — нам быть всем вместе, друг за дружку держаться. А еще попытаться с Давыдовичами и Ярославичами договориться.
— С Давыдовичами, возможно, и договоримся, — как бы соглашаясь с младшим братом, продолжил беседу Всеволод, — но с Ярославичами договориться вряд ли удастся: рязанские и муромские князья в обиде на нас за Чернигов. Не простили Ярославичи мне самоволия… даже и по-сле смерти отца своего, Ярослава Святославича. Да Бог с ними. Мы са-ми — с усами! И к тому же, — усмехнулся он, весело поглядывая на боро-датых братьев, — все уже давно с сивыми бородами. Одним словом, го-товьтесь.
Обсудив в семейном кругу сложившееся положение, Ольговичи стали спешно готовиться к возможным военным действиям: набирать дружинников, проверять укрепленность городов.
В ОГНЕ МЕЖДОУСОБИЙ
— Слышал, брат? — скорым шагом вошел в опочивальню загородно-го терема князя Святослава, где в последнее время обреталось его се-мейство по настоянию знахарок, советовавших Елене сменить шумный Чернигов на более спокойное место, князь Глеб.
— А что я должен слышать? — вопросом на вопрос тут же отозвался Святослав, оторвавшись от книги, которую он до этого внимательно читал, беззвучно шевеля губами в такт прочитанного.
На дворе стояло лето, и окна княжеской опочивальни были распах-нуты настежь, впуская свет, тепло, запахи созревающих садов и безза-ботный щебет птиц. Святослав находился в домашней легкой одежде: светлой льняной рубахе с расшитым искусными мастерицами воротом, плотного шелка темно-синих штанах и легких мягких сапожках ярко красного цвета, сшитых черниговским сапожником из козьих кож.
— А то, что Всеволод-то, братец наш старший, оказался прав: у Мо-номашичей началась замятня. Не успел Ярополк выдворить из Переяс-лавля Юрия Владимировича, изгнавшего оттуда Всеволода Мстислави-ча, и посадить там Изяслава из Полоцка, как полочане изгнали от себя Святополка Мстиславича, посаженного вместо Изяслава…
— Да слышал уже… — перебив брата, с явной небрежностью ото-звался Святослав, не хуже Глеба знавший о вражде среди Мономаши-чей. — Слышал и то, что Изяслав Мстиславич уже вновь выведен из Пе-реяславля в Минск и там посажен на стол, получив в добавок к нему еще Туров и Пинск. А вместо него в Переяславле сел Вячеслав Влади-мирович…
— А вот то, что новгородцы, не очень-то уважая Всеволода Мсти-славича, не отдали печерскую дань, слышал? — в свою очередь усмех-нулся со снисхождением Глеб.
Еще со времен Владимира Святославича Новгород обязан был пла-тить Киеву в пользу великого князя 2000 гривен серебра, и новгородцы с большой неохотой платили эту дань. Князь же Изяслав Ярославич, в бытность которого был построен Печерский монастырь, желая сделать приятное игумену Феодосию, учредил для Новгорода еще и печерскую дань, которую новгородцы, хоть и были уже сплошь христиане, платили с еще большей неохотой, чем урок князя Владимира.
Об отказе уплаты печерской дани Святослав еще не слышал, а по-тому уже с нескрываемым интересом спросил:
— И чем же закончилась эта докука? [84]
— Так Ярополк послал к ним Изяслава из Минска, и тот так повел дело, что новгородцам пришлось не только прежнюю дань отдать, но еще и почти такой же довесок к ней добавить!
— Да, Изяслав Мстиславич, князь настоящий и воитель отменный, — вспомнив успехи Изяслава еще во время полоцкого похода, заметил Святослав, — это не тихоня Всеволод, которому новгородцы, по всему видать, уже успели на голову сесть. Известные бузотеры, сорвиголовы и горлопаны… Не хотел бы я на их стол сесть…
84
Докука — досада, недоразумение, беспокойство.
— Но и это не все… — продолжил Глеб загадочно.
— Смотрю я на тебя сегодня, брат, и удивляюсь, — улыбнулся Свя-тослав, — словно это не ты, молчун и постник, а Пандора, заглянувшая в ящик Эпиметея, [85] из которого, того и гляди, выскользнут не только но-вости, но и бедствия на наши головы. Говори уж, не томи.
— Ярополк этой зимой созывает всю братию свою и племянников в Киев на снем… решать совместно, как им лучше землю Русскую обу-строить.
— Нас не приглашают?
85
Пандора — в греческой мифологии жена Эпиметия, открывшая ящик мужа, в котором хранились все несчастья и беды рода человеческого.
— Не приглашают. Да, видно, и не к чему нам там быть…
— Это еще почему?
— А потому, что от Изяслава к братцу нашему Всеволоду тайный гонец прибыл: Изяслав Мстиславич в союз к своим братьям нас зовет… против дядьев своих. Вот в чем штука!
— И что же Всеволод наш?
— Кажется, согласился…
— А ты сам как?
— А я уже братцу сказал, что хочу собственный удел… хотя бы Курск порубежный, бывшую вотчину Изяслава Мстиславича…
— И что Всеволод? — прищурил оба глаза Святослав.
— Сказал, что подумает, — ощерился счастливой улыбкой Глеб, словно курский стол был уже у него в руках.
— Вот и славно, брат, — обнял Святослав Глеба, которого любил за тихий нрав и скромность. — За это стоит по чаре пенного вина выпить. — Он хлопнул в ладоши, вызывая слуг, и когда те осторожно появились в дверном проеме опочивальни, приказал готовить праздничный стол. — Да поживей там, — прикрикнул для пущего порядка.
Глеб оказался провидцем: собравшийся в Киеве снем Мономаши-чей ничего не дал. Подтравливаемый Юрием Ростовским, Вячеслав Владимирович Переяславский стал воевать земли Изяслава Мстислави-ча, отобрав у него Туров и Пинск. Великий князь Ярополк ничего не мог с ним поделать: никакие увещевания и запреты на него не действо-вали.