Святослав. Великий князь киевский
Шрифт:
Впрочем, всё это Святослав Всеволодович узнал позже. А пока он, прижавшись к шее коня, мчался вниз по узкой улочке к Золотым воротам. За ним, отстав на два корпуса, скакал Ягуба. Бил набатом большой колокол киевской Софии. Пахло гарью. С криками бегали вооружённые дрекольем киевляне.
— «Только бы успеть, только бы успеть! — лихорадочно думал князь, нахлёстывая коня плёткой. — Успеть до того, как закроют ворота. Взбесившаяся чернь... Неблагодарные скоты... Смерды, холопы, лапотная сволочь...»
— Князь! — услышал он предостерегающий окрик Ягубы, поднял голову и вздыбил
Он обнажил меч.
— Рехнулся? — схватил его за руку Ягуба. — Их здесь не меньше сотни, сомнут, не посмотрят, что князь...
Их заметили. Десятка два вооружённых горожан бросились к ним.
Ягуба объехал князя, прикрывая его сзади. Конь Святослава заплясал на задних ногах, не понимая, чего хочет от него седок. Наконец князь справился с конём, послал его влево, в проулок между двумя заборами. Откуда-то вынырнул здоровенный детина в распахнутом кожухе, без шапки Н повис на уздечке коня. Святослав наотмашь ударил его плёткой, но детина не отпустил уздечки, стал заваливать коня, и тогда князь, соскользнув с седла, бросился бежать по проулку. Краем глаза он успел заметить, как крутится Ягуба, отбиваясь от двух киевлян с дубинами. Внезапно перед Святославом открылся лаз в ограде. Он юркнул в него, опустив за собой отодвинутую жердину, и побежал, петляя, как заяц, к кустам. Залаяла остервенело собака. Он похолодел — её лай выдаст его! Но, к счастью, окрестные псы подхватили брёх, и теперь уже трудно было определить, в какую сторону направился беглец. Князь благополучно пересёк двор, перемахнул через ограду и оказался на небольшой площади, упирающейся в храм Святой Ирины.
Площадь была пуста. Из дверей храма выглянул тощий парнишка в чёрной рясе и скуфейке, видимо, монашек-послушник, и, увидев князя, замер, приоткрыв рот.
Не раздумывая, Святослав вбежал в храм, оттолкнув монашка, и притворил за собой дверь.
В полумраке церкви, освещённой лишь светом нескольких свечей у иконостаса да скудными лучами солнца, пробивающимися сквозь щелевидные оконца под куполом, лицо монашка показалось ему совсем детским.
— Ты кто? — спросил он, тяжело дыша после бега.
— Послушник Печерского монастыря, — тоненьким голосом ответил монашек и добавил, помявшись: — А имя мне Паиська.
— Что здесь делаешь? — Святослав попытался спросить это с доброжелательным любопытством, но напряжённый и прерывистый голос выдавал его.
— Так тутошний священник отец Михаил перешёл сюда из нашего монастыря, я же у него грамоте когда-то обучался. Вот и заглядываю, — обстоятельно объяснил монашек.
— Где он?
— Не знаю, княже. Смута в Киеве, а отец Михаил страсть как жаден до событий в жизни...
— Ты назвал меня князем. Ты меня знаешь?
— Кто же не знает сына князя Всеволода, мир праху его.
Разговаривая, Святослав всё дальше и дальше отходил от входной двери вглубь церкви. Наконец ему удалось встать за колонной, поддерживающей свод левого притвора. Он прислушался... Тишина. Только ворковал в куполе сизарь, спутавший, видимо, жаркий август с весенним месяцем.
Он вгляделся в лицо монашка. Наивные детские голубые глаза, чуть вздёрнутый нос, веснушки и удивительная смесь любопытства, страха и восторга. Он понял: этого можно не опасаться.
— Ты знаешь, что кияне против нас поднялись?
— Вестимо, — протяжно ответил монашек.
— Ты меня не выдашь?
— Господь с тобой! Из Божьего храма не выдают, князь, — сказал Паиська с укоризной.
— Можешь выполнить одну мою просьбу?
— Постараюсь, княже.
— Найди отца Михаила и скажи, что я прошу убежища.
— Ты проси у святой Ирины-заступницы, отче же токмо её земной предстатель.
— Бог мой, что ты тут болтаешь... — Святослав спохватился и не договорил.
В глазах монашка было столько восторженного истовства, что он понял — оскорблять его веру недопустимо.
— Только никому, кроме отца Михаила, ни слова.
— Я понимаю, княже.
Святослав хотел было попросить монашка разузнать о Ягубе, но это требовало лишнего времени, и он коротко сказал:
— Иди.
Паиська засеменил вглубь церкви.
— Куда же ты?
— Тут дверь есть, к могилам на церковном дворе... — И монашек исчез.
«Вот я и предал Ягубу, — подумал князь с горечью. — Предал своего дружинника, нарушил дружинную правду — «не пожалей жизни за друга своего».
Князь опустился на колени и стал истово молиться...
Стемнело. Догорели свечи. Сизарь под куполом умолк.
Скрипнула дверь, прошуршала ряса, и в сопровождении Паиськи появился отец Михаил, весь в чёрном, как и надлежало иеромонаху, и потому почти невидимый в темноте храма.
— Отче! — окликнул его князь, вглядываясь в лицо священника.
Седая борода тщательно подстрижена, белоснежные волосы пушисты и летучи, тёмные глаза внимательны и слегка лукавы. Отец Михаил благословил князя и протянул ему руку для поцелуя. Князь, не колеблясь, склонился и поцеловал мягкую кисть.
— Не жалуют киевляне вас, Ольговичей, — сказал вместо приветствия отец Михаил.
Святослав не нашёлся что ответить.
— Батюшку твоего терпели, — продолжал священник, — так он, что ни говори, орлом был. И мать твоя — жена достойная. Слыхал, как она Изяславово воинство от врат Вышеграда отвела?
— Не слыхал.
— Истинно с Богом в сердце вышла к ним княгиня... А ты пришёл сюда с Богом ли в сердце или же токмо страх загнал тебя в дом Божий?
— Страх, — признался Святослав, почувствовав, что отцу Михаилу следует говорить правду.
— Что не лукавишь — зачтётся. — И без запинки продолжил: — Скоро вечернюю служить буду, народ соберётся. Из храма я тебя не выдам. А ты набрось-ка на себя монашескую хламиду — бережёного и Бог бережёт, сын мой. — И отец Михаил сделал знак рукой.
Стоявший у него за плечом Паиська исчез и через мгновение появился с чёрным подрясником в руке.
— Голоден?
Святослав отрицательно замотал головой, натягивая подрясник.
— После службы останешься в храме, переночуешь тут. На ночь Паисий тебя запрет, а утром подумаем...