Святотатство
Шрифт:
— В храм Либитины я пришел, дабы выполнить некий семейный ритуал, — пояснил Цезарь. — Дело в том, что эта богиня в определенном смысле является нашей прародительницей.
В ту пору Цезарь только начал внедрять в умы идею о божественном происхождении рода Юлиев и не упускал ни одной возможности упомянуть о своих бессмертных предках. К счастью, на сей раз он не стал долго распространяться о столь любезном его сердцу предмете.
— Да, этот человек способен на многое, — признался после его ухода один из моих клиентов по имени Бурр. Пока мы с Цезарем беседовали в моем кабинете, он вместе с прочими ожидал в атрии. В прошлом Бурр был центурионом и служил в Испании, в том же легионе, что и я. Сейчас он достиг преклонных лет, волосы его густо посеребрила седина, а лицо покрыла сеть морщин.
— Почему ты так считаешь, Бурр? — спросил я.
Сам я был не слишком лестного мнения о Цезаре, но мне было любопытно, какое впечатление он производит на старых вояк вроде Бурра.
— Не знаю, что там у вас творится в судах и сенате, патрон, — проворчал Бурр. — Но одно могу сказать точно: если поставить этого человека во главе одного или двух легионов, он сотворит чудо.
Подобное утверждение изрядно меня удивило:
— Да с чего ты взял?
— Я слышал, как он говорит перед собранием плебеев. А вы разве не видели, с какой легкостью он разогнал этот сброд на улице? Поверьте, он знает, как обращаться с простым народом. Солдаты за таким человеком пойдут в огонь и воду.
Мне никогда и в голову не приходило, что от Цезаря можно ожидать впечатляющих свершений на военном поприще. Может, я его недооцениваю, спросил я себя и тут же отогнал эту мысль прочь. Произносить перед толпой эффектные речи — это одно, а терпеть все тяготы и лишения солдатской жизни — это совсем другое. Если я, человек довольно неприхотливый в быту, возненавидел армию всей душой, что уж говорить о Цезаре, который по всему Риму славился любовью к комфорту и роскоши? Нет, лавры полководца никогда не увенчают его голову, решил я.
Брошенные им вскользь слова о том, что в будущем мы непременно вернемся к разговору о Юлии, возбудили мое жгучее любопытство. Вполне может быть, Цезарь не прочь заключить с нашим домом союз. И брак является самым верным и испытанным средством для этого. Абсолютно все браки между представителями знатных семейств в Риме заключались по политическим соображениям, и два наших клана не были исключением. Но, в отличие от огромного клана Метеллов, крохотный клан Юлиев имел не более одной-двух девиц на выданье. И конечно, прежде чем предложить кому бы то ни было связать свою судьбу с одной из этих девиц, Цезарь должен был тщательно взвесить все «за» и «против». Хотя, возможно, ни о каком предложении и речи не было. Скорее всего, Цезарь рассчитывал таким хитроумным способом отвлечь мое внимание. А это означало, что он боится, что в ходе моего расследования всплывут некие обстоятельства, которые он предпочел бы держать в тайне.
От всех этих сомнений и вопросов у меня голова пошла кругом. Надо сосредоточиться, сказал я себе. Если я не хочу топтаться на месте, надо собрать волю в кулак и отправиться на встречу с той, кого я опасался сильнее, чем всех прочих жителей Рима, вместе взятых. Пока не поговорю с Клодией, мое расследование не сдвинется с мертвой точки.
Клиентов я решил отпустить. Было уже довольно поздно, и идти всей толпой на утренний прием в дом Целера не имело смысла. Объявляя клиентам, что они могут идти по домам, я старался держаться как можно любезнее. Эти люди стеной стояли за меня перед лицом моего заклятого врага, хотя многие из них были слишком стары для уличной драки. Но они знали, что защищать своего патрона — первейший долг клиента, точно так же, как первейший долг патрона — защищать своих клиентов. В моем случае взаимные обязательства выполнялись неукоснительно, и хотя на протяжении почти всей жизни мне сопутствует репутация человека далеко не безупречных манер, никто не может упрекнуть меня в неблагодарности по отношению к моим клиентам.
Передо мной стояла нелегкая задача, но начало дня привело меня в боевое расположение духа. Едва успев встать с постели, я лицом к лицу столкнулся с полыхающим злобой Клодием, а после выдержал длительную беседу с богоподобным Цезарем. В свете всех этих событий предстоящий разговор с Клодией казался не таким уж пугающим.
К тому времени, когда я прибыл в дом Целера, хозяин давно уже отправился в курию по каким-то государственным делам. В доме царила тишина, многочисленные рабы были погружены в хозяйственные хлопоты. Я приказал дворецкому, чтобы тот сообщил госпоже о моем приходе и о том, что я прошу разрешения с ней побеседовать. Он провел меня в небольшую приемную, расположенную поблизости от атрия. Там я ждал в течение нескольких минут, пока не появилась босоногая девушка-рабыня.
— Прошу тебя, господин, следуй за мной, — сказала она. — Моя госпожа ожидает тебя.
Я направился за ней. Несмотря на хрупкость, девушка была хороша собой, желтовато-белокурые волосы выдавали в ней уроженку Галлии. Клодия питала пристрастие к красивым вещам — рабам, животным и неодушевленным предметам.
Девушка привела меня в покои, расположенные в отдаленной части дома. Они были пристроены к особняку недавно, и на всем здесь лежал явственный отпечаток изысканного вкуса хозяйки. Стены покрывали восхитительные росписи, в большинстве своем изображавшие виды природы или мифологические сюжеты, пол был выложен искусной мозаикой. Вся обстановка, вплоть до малейших деталей, поражала изяществом. Не сомневаюсь, что великолепные вазы и статуи, которых здесь было великое множество, стоили не меньше, чем средних размеров город.
— Ты хочешь побеседовать со мной наедине, Деций? Смелый поступок.
Я резко повернулся, оторвав взгляд от чудной бронзовой лампы кампаньской работы, которой только что любовался. Клодия была не менее хороша, чем произведения искусства, наполнявшие ее покои, и знала это. Она замерла в дверном проеме, за которым начинался сад. Я был слишком хорошо знаком с этим ее излюбленным трюком. Когда она стояла в дверях, солнечный свет насквозь пронизывал ее прозрачные одежды. Но на этот раз Клодия превзошла саму себя. На ней было платье, сшитое из знаменитой, точнее сказать, печально знаменитой коанской ткани. Каждая новая пара цензоров запрещала ношение одежды из этой воздушной ткани, однако римлянки, не рискуя нарушать этот запрет публично, постоянно пренебрегали им дома. В довершение ко всему наряд Клодии был эффектного фиолетового цвета, и казалось, что ее окружает легчайшее облако необычайного оттенка.
— Мой поступок никак не назовешь смелым, Клодия, поскольку я выполняю поручение, данное твоим супругом, — ответил я. — Это он разрешил мне поговорить с тобой.
— О, не сомневаюсь, ты выполнишь поручение наилучшим образом, — усмехнулась она. — Ты всегда трепетно относился к своим обязанностям.
— Неукоснительная верность долгу сделала Рим великим, — парировал я.
Клодия улыбнулась:
— Знаешь, Деций, ты удивительный человек. Всякий раз, когда я считаю, что ты вышел из игры, ты появляешься вновь в окружении новых друзей. Положение твое становится чуть выше, а влияния ты приобретаешь чуть больше, но я никак не назвала бы твое восхождение стремительным.
— Мне некуда спешить, — пожал плечами я. — Тот, кто поднимается слишком быстро, рискует так же быстро упасть.
— А ты, значит, предпочитаешь осторожность.
— Да, тому, кто ценит собственную жизнь, осторожность необходима, — заметил я. — По крайней мере, я всегда был противником рискованных авантюр. Тем не менее недавно какой-то тайный недоброжелатель по непонятным причинам пытался меня убить. Надеюсь, это была не ты?
— Что дало тебе повод к подобным подозрениям? — вопросом на вопрос ответила Клодия. — Неужели только лишь то обстоятельство, что прежде я уже пыталась тебя убить?