Святотатство
Шрифт:
— Вот она, господин.
Раб протянул мне табличку. Я пробежал глазами строки, нацарапанные на вощеной поверхности. Интересующей меня ночью через ворота в город въехало несколько груженых повозок. Все они покинули Рим еще до рассвета. Никаких упоминаний о верховном понтифике, явившемся, дабы наблюдать ниспосланные богами знамения, мне не встретилось. Я спросил раба, не слышал ли он что-нибудь об этом.
— Авгуры всегда заглядывают в храм, прежде чем выйти за ворота, — сообщил он. — Понтифик Спинтер был здесь десять дней назад, в полосатом одеянии и с литуусом. После никто из понтификов здесь не появлялся.
Поблагодарив раба, я вышел прочь.
— И зачем было таскаться в такую даль? — проворчал Гермес, когда мы спускались с холма. — Это что, как-то связано с тем патрицианским негодником, что пытался тебя отравить, а в результате нарвался на убийцу?
— Не знаю, но думаю, что связь здесь есть, — пожал я плечами. — Тебе не кажется, что ты лезешь не в свое дело?
— Просто мне не хочется, чтобы тебя убили, — буркнул Гермес. — Случись такое, меня отдадут другому господину, который, бьюсь об заклад, меньше придется мне по душе.
— Тронут твоей заботой. Говоря начистоту, вокруг творится нечто странное. Меня пытались отравить, и тем же вечером был убит Капитон. Следующей ночью был осквернен ритуал в честь Доброй Богини, справлявшийся в Доме Цезаря. Цезарь заявил Целеру, что идет на Квиринал высматривать знамения богов, однако его там не было. Желторотый юнец, по чьей-то указке пытавшийся меня отравить, убит у ворот моего же дома. Знахарка, которая, как я подозреваю, продала ему яд, тоже убита. При этом убитый юнец жил в доме Клодия, моего злейшего врага. А женщина именно его и сопровождала, когда он в женской одежде проник в дом Цезаря. И после всего этого ты скажешь, что между этими событиями нет никакой связи?
— Свободные люди любят вытворять всякие безумства, — ухмыльнулся Гермес. — А уж знатные патриции и подавно.
— Поэтому тебе лучше до конца дней своих оставаться рабом, — заявил я. — Тогда проблем у тебя будет значительно меньше.
Мы снова пересекли город, по мосту перебрались на остров, а оттуда по другому мосту — в Заречье.
— А куда мы теперь идем? — полюбопытствовал Гермес.
— В школу Статилия Тауруса, навестить моего старого друга.
Гермес просиял:
— В школу гладиаторов? Да у тебя, я вижу, есть друзья повсюду!
Мое тесное знакомство с низшими слоями римского общества неизменно производило на мальчишку неизгладимое впечатление.
Придя в школу, я оставил Гермеса во дворе, где он, затаив дыхание, уставился на сетеносцев, упражнявшихся в своем искусстве. По каким-то не вполне понятным мне причинам из всех гладиаторов именно сетеносцы возбуждали наибольшие симпатии у рабов и плебеев. Возможно, копье и меч казались им слишком благородными орудиями, достойными лишь полноправных граждан. Что до Гермеса, он, подобно многим мальчишкам его возраста, наверняка мечтал о славе гладиатора. Он был еще слишком глуп, чтобы сознавать — всякий гладиатор приговорен к смерти, хотя исполнение этого приговора и отсрочено на некоторое время. На мое счастье, у Гермеса уже хватало ума понять, что плеть и крест, к которому приколачивают преступников, — чрезвычайно неприятные вещи.
После обычных приветствий Асклепиод настоял на том, чтобы, согласно законам гостеприимства, угостить меня вином и печеньем. Лишь после этого мы уселись у широкого окна и, глядя на упражнявшихся внизу гладиаторов, приступили к серьезному разговору.
— Со времени нашей последней встречи я без конца рылся в памяти, пытаясь вспомнить, где же я видел рану от молотка вроде той, что оставляет наш убийца, — начал Асклепиод. — Вчера я сидел на том же самом месте, что и сейчас, и наблюдал за гладиаторами. И тут я заметил, что к нам прибыли новые люди — те, кому предстоит участвовать в мунере, которую Помпей устроит после триумфального шествия. В большинстве своем это победители прошлых игр, которые давно уже не выходят на арену, но за огромное вознаграждение согласились тряхнуть стариной. Но среди них были и этрусские жрецы. Ты когда-нибудь видел, как сражаются в тех районах Этрурии, где сохранились древние традиции?
— Нет, — ответил я, чувствуя, как по спине у меня начинают бегать мурашки.
Асклепиод удовлетворенно усмехнулся:
— А моя память сразу прояснилась, стоило мне увидеть этих этрусков. Несколько лет назад я сопровождал группу гладиаторов на погребальные игры, которые должны были состояться неподалеку от Тарквины. И там я увидел нечто такое, чего никогда прежде не видел. Скажи-ка, что происходит на мунере, когда гладиатор получает смертельный удар? Я имею в виду, до того, как либинарии утащат тело прочь?
— Харон прикасается к телу своим молотком, в знак того, что отныне убитый принадлежит богине смерти, Либитине, — ответил я.
— Правильно. А ты никогда не интересовался, почему Харон так выглядит? Почему у него длинный нос и остроконечные уши, на ногах высокие сапоги, а в руках он держит этот самый молоток? Лодочник, который перевозит души умерших через реку Стикс, выглядит совсем по-другому.
Я в замешательстве наморщил лоб.
— Говорят, все эти атрибуты имеют этрусское происхождение. Точно так же, как и сами игры.
— Ты снова прав. Харон, которого мы видим на играх, изображает этрусского демона смерти, Харуна. Он отдает умерших во владение божеству подземного мира, тому, кого вы называете Плутоном, а мы, греки, — Аидом. Но в Этрурии он не просто прикасается к телу своим молотком. Он становится за головой убитого и со всей силы бьет его меж бровей.
— Ты говоришь, эти этруски прибыли из лагеря Помпея?
— У тебя весь лоб в испарине, — заметил Асклепиод. — В зимнее время это совершенно неестественно и свидетельствует о нездоровье.
— Если ты не видишь у меня на лбу отметины от молотка, значит, с моим здоровьем все в порядке, — отмахнулся я и одним глотком допил все вино, остававшееся на дне моего кубка.
Асклепиод наполнил его вновь. Я жадно отпил и продолжал:
— Дело принимает новый оборот. Оказывается, убийства совершаются на этрусский манер. И это в то время, когда по лагерю Помпея слоняются толпы этрусских жрецов. Кстати, если верить Крассу, часть из них Помпей одолжил Клодию.
— Вот как? Помпей снюхался с Клодием? Пренеприятная парочка. Любопытно, что они замышляют?