Святой Грааль
Шрифт:
До меня дерущиеся не дотягивались. Во-первых, всё-таки уважали, а во-вторых и главных — взвод Литлей окружил меня несокрушимой стеной. Но от этого мне было не легче — драка грозила перейти во всеобщее побоище. Оружие в ход еще не пускали, но ведь кинжалы-то есть у каждого. Да и до оружейки совсем не далеко…
— Ваше величество, а может быть…
— ЧТО-О-О?! Ещё ты, Иегуда?!! Совсем озверел?!! Даже не начинай! Не будет мой сын Соломоном, так и запомни!!!
Наверное, бен Лейб собирался всё же высказать свою идею, но тут кто-то из Литлей легко, словно пушинку, наладил еврейского
Мать их так-перетак! Чем я эту банду остановлю? О, блин, еще и германцы из "Второго Интернационального пехотного полка Красных Швабов, да заступится Святая Дева Мария Тевтонская за их врагов" добавились. Ой, чё-то будет…
Мама! В смысле — Беренгария! Её-то сюда как занесло?! Стопчут же!..
— Джон! Быстро шесть бойцов — прикрыть королеву!
Вот в драке у Джона мозги работают куда как быстро. Не успел я испугаться за здоровье "дорогой матушки", как она — вот уже, стоит передо мной внутри защитного кольца…
— Мой любезный сын, верно ли я понимаю, что… — она запнулась, подбирая слова, — … что эти изъявления безгрешной радости среди ваших подданных вызваны выбором имени для вашего первенца, наследника и преемника? Могу ли я помочь вам в этом, если, конечно же, у вас есть надобность в моем совете, дорогой Робер?
Однако, сразу видно — королева. Назвать этот кошмарный мордобой "безгрешными изъявлениями" может только истинная особа королевской крови…
Я кивнул, и Беренгария продолжила:
— Полагаю, что назвать ребенка древним валлийским именем было бы несколько неразумно, ибо это может обидеть многих иных ваших подданных. Что же до имени "Вальдемар", то вы, как я слышала, однажды уже поставили на место и покарали Вальдемара Датского. Зачем же вам называть своего сына именем разгромленного врага?
И не давая мне опомниться, продолжала:
— Но отчего бы вам не дать ему имя вашего славного деда — великого короля Генриха? Люди помнят его, помнят его подвиги, его силу и мудрость…
Беря! Какая же ты у меня умничка! Я отвесил самый галантный поклон, на который только был способен в своем нынешнем состоянии:
— Матушка, ваше слово для меня — закон, — и повернулся к де Литлю. — Джон. Дооритесь до этих придурков, пока они не поубивали друг друга. Пусть все знают: моего сына зовут Генрих!
Джон и его родня набрали в грудь побольше воздуха и…
— Otstavit" urody! Smirno, kozly, blyad! Наследника зовут ГЕНРИХ! ТАК РЕШИЛ КОРОЛЬ! Volno, eblany, razoydis!
Глава 3
О делах домашних и государственных или "Мы пойдём другим путём"
Ну, вот и все, Ричард. Даже странно, что тебя больше нет. Сожалею ли я? Наверное, да. Где-то в глубине души сожалею… Но не настолько, чтобы перестать радоваться, что одним врагом у меня теперь меньше. Жаль только, что, как и всегда — такова уж моя судьба! — не с кем эту мою радость разделить… Так что спрячу вздох облегчения и напомню себе, что положение вдовы обязывает вести себя безупречно и не пускаться в пляс от радости по поводу кончины дорогого супруга. Обязывает, пусть даже всего лишь из чувства осторожности. Хотя, предвижу,
Но есть еще Алиенор, которая примется мстить всем и каждому, кого только посчитает виновными. Подозреваю, что и мне… Так что надо быть еще более внимательной, чем всегда. Но пока я здесь — я в безопасности. Во всяком случае, в большей безопасности, чем где бы то ни было. И все благодаря этому чужеземцу Роберу, который за столь короткое время стал мне далеко не чужим.
Понимает ли он, какими неприятностями сейчас все может обернуться? Подозреваю, что нет… Он упоен победой и многого сейчас не видит. Надо будет все растолковать ему как можно скорее, пока еще не стало слишком поздно. Ведь Алиенор ждать не будет. Не удивлюсь, если уже сейчас она что-то замышляет! А есть еще и Джон, хотя, Господь свидетель, по собственной воле он вряд ли на что-то решится. Вообще удивительно, что у такой матери как Алиенор родились такой сын как Джон — более непохожих людей трудно отыскать… Вот за эту непохожесть она всегда его и презирала, а у него ни разу не хватило храбрости ей противостоять.
Вот и сейчас я более чем уверена, что даже если он не захочет ввязываться в новую драку, рядом с ним найдутся те, кто смогут просто заставить его выступить против Робера. И что самое печальное — немало отыщется и таких, кто примет сторону уязвленных Плантагенетов… ой немало…
Но мой дорогой чужестранец после нескольких побед уверен, что и все остальное достанется ему с легкостью… Он храбр и отважен, но он слишком мужчина, чтобы вдумываться в происходящее. А для того, чтобы понимать, каково в действительности наше положение, надо знать Плантагенетов так, как знаю их я. И я готова поделиться с ним всеми своими мыслями, но вот готов ли он сейчас меня услышать? Судя по тому, как прошла наша встреча — не совсем…
Ах, мой милый герой… он так ждал благодарности за свой поступок… Как и положено мужчине, полагал, что я теперь принадлежу ему душой и телом, и предвкушал, как я паду в его объятья, едва он спешится… Мужчины сколь самоуверенны, столь же и наивны, а уж так плохо разбирающиеся в наших порядках как Робер — тем более… Мне не хочется его расстраивать, напрямую разъясняя, что королевы иногда могут и снизойти.
Он сидел за ужином такой обиженный, что я еле удерживалась, чтобы не рассмеяться. А после ужина я ушла к себе и приготовилась ждать, когда он решит заглянуть ко мне. А то, что он придет, было очевидно — ведь последнее слово всегда должно оставаться за королем, не так ли?
Ждать пришлось довольно долго, но, конечно же, он все-таки пришел. И вид у него был такой, словно он еще не решил — то ли дать мне пощечину, то ли сжать в объятьях. Но он определенно был зол. Ну, во всяком случае, в отличие от Ричарда, его нельзя было упрекнуть в равнодушии ко мне.
На мои участливые вопросы он почти не отвечал и вообще избегал смотреть на меня, а если случайно мне удавалось поймать его взгляд, то он тут же отводил глаза, словно боялся, что я прочту в них его тайные мысли. Хотя для того, чтобы понять, о чем он думает, достаточно просто посмотреть на него.