Святой грааль
Шрифт:
– С твоего языка льётся губительный яд ереси! – воскликнул кто-то из-за спины молодого монаха. – Тело человеческое есть скопище скверны!
Ван Хель громко и беззастенчиво рассмеялся. Сидевший возле костра Амрит тоже мерзко захихикал.
– Я лишь рассуждаю, прибегая к логике, – проговорил, отсмеявшись, Хель. – Грех не в том, что ты хочешь женщину, а в том, что ты само совокупление считаешь порочным, нечистым. А это происходит потому, что ты ищешь во всём только мерзость. Некоторые восхищаются человеческим телом, а ты порочишь его, клевещешь на него, потому
Ван Хель жадно всматривался в напряжённые лица служителей церкви. Глаза стоявших перед ним монахов были полны ужаса.
– Зачем же вы живёте, братья? – Хель опять понизил голос. – Зачем вы живёте, если вы не любите жизнь? Может, мне помочь вам избавиться от её греховной тяжести? Я могу сделать это прямо сейчас!
Он шагнул к ним. В свете затухавшего костра вспыхнуло лезвие остро отточенного меча, и острие, тонко разрезав воздух, застыло возле горла молодого монаха.
– Или ты ещё не готов умереть?
Тот громко сглотнул и закрыл глаза.
– Вы говорите, что голодны, так я могу напоить вас вашей кровью, – продолжал горячиться Хель. – Вы насытитесь сполна.
– Довольно, Хель, – вдруг проговорил крестьянин. – Что это на тебя нашло?
Ван Хель покосился на него, всё ещё продолжая держать меч возле горла молодого монаха. Так он простоял несколько секунд, затем опустил руку.
– Убирайтесь, пока я не выпустил вам кишки!
Монахи закивали, попятились…
Но в следующее мгновение откуда-то из-под ряс они выхватили ножи и бросились на Ван Хеля. Амрит успел выставить перед собой вилы и насадил на них молодого монаха. До конца схватки он так и не смог выдернуть вилы из подрагивавшего тела. Хель, не отступая ни на шаг, отражал удары нападавших, вращаясь на месте, уворачиваясь, припадая к самой земле и высоко подпрыгивая. Хороший конюх не успел бы оседлать лошадь, а схватка уже закончилась.
– И что это было? – спросил Амрит, разглядывая окровавленные трупы монахов. – Видишь, до чего ты довёл их своими разговорами.
– Не в разговорах дело, – парировал Хель.
– А в чём же?
– Это Псы!
Ван Хель наклонился над ближайшим мертвецом и вздёрнул широкий рукав рясы. На пальце убитого серебрился перстень с четырьмя лепестками. На руках других монахов виднелась татуировка с тем же узором.
– Узнаёшь этот перстень, Амрит? Псы Тайной Коллегии, – сказал Ван Хель. – Интересно, кого из нас они вычислили? Тебя или меня?
– Так или иначе, нам надо разойтись. Когда мы вдвоём, им легче определить, где мы находимся. – Нарушитель ещё раз внимательно осмотрел трупы. – Да, не каждый выбирает работу себе по вкусу. Рабы… Все вокруг рабы…
Он похлопал Ван Хеля по плечу и неторопливо побрёл в темноту. День совсем угас.
– Амрит, разве ты не пойдёшь с крестоносцами?! – крикнул вдогонку Хель.
– Пойду, конечно, пойду. Когда пространство насыщено смертью, следы запутывать гораздо легче, – отозвался Нарушитель и растаял во мраке.
Рыцари наступали шумно. Лязг тяжёлых доспехов и топот тысяч боевых коней заглушал человеческие голоса. Хлопавшие на порывистом ветру знамёна напоминали шум океанских волн. Звук продвигавшейся армии разносился далеко по округе. По широкой дороге тянулись колонны всадников и пеших воинов, в крытых кибитках сидели купцы, женщины и странствующие музыканты.
Перебравшись через перевал, Ван Хель остановился, оглядывая открывшуюся перед ним зелёную долину. В воздухе висела густая пыль, из-за чего дышалось тяжело. Хель облизал пересохшие губы.
По правую руку от дороги виднелся крестьянский дом с повалившимся забором. Земля вокруг была вытоптана, хозяйство казалось разорённым, но какие-то признаки жизни всё-таки угадывались. Ван Хель уверенно приблизился к дому и осмотрел унылый двор. Возле двери стояло ведро, на дне которого виднелась вода. Хель опустился на корточки и погрузил руку в воду. Посидев в этом положении некоторое время, он смотрел на дорогу, по которой двигались нескончаемым потоком вооружённые люди. Затем он зачерпнул воду, поднёс ладонь ко рту и смочил губы. Вода отдавала тиной. Он опять зачерпнул и теперь сделал небольшой глоток. Истосковавшийся по влаге организм отозвался пробежавшим по телу огнём. Ван Хель неторопливо глотнул ещё, вслушиваясь в свои ощущения… Какая-то необъяснимая тревожная тень коснулась сердца.
Он оглядел двор, прислушался. Шум тысяч ног заглушал все тихие звуки, но Хель всё-таки уловил ухом что-то на заднем дворе. Выпрямившись, он поправил висевшую за спиной вещевую сумку и осторожно обошёл крестьянскую хижину.
Возле покосившегося стола стояла сутулая женщина и разделывала, судя по запаху, рыбу. В её движениях чувствовалась неодолимая усталость. Некоторое время женщина не замечала присутствия Хеля и продолжала заниматься рыбой, вяло отмахиваясь от назойливых мух, жужжавших вокруг неё.
Он нахмурился… Веки опустились на несколько секунд, освобождая Хеля от картины реального мира. Он медленно повёл головой и тут же открыл глаза.
– Изабелла… – прошептал он.
Женщина вздрогнула и замерла. Казалось, она услышала шёпот Ван Хеля, несмотря на висевший в воздухе гудящий топот тысяч копыт. Она медленно обернулась, и Хель увидел незнакомое лицо, опалённое солнцем, с тёмными следами синяков под левым глазом.
– Вот я и нашёл тебя, – задумчиво проговорил Хель, изучающее разглядывая молодую женщину. – Не искал, но нашёл.
Она попятилась, выставив перед собой нож с обломанным концом.
– Не подходи! – просочилось сквозь её сжатые губы.
Её лицо не отличалось ни красотой, ни правильностью черт. Женщина выглядела невзрачно и неопрятно. Из-под линялого синего платка выбивались нечесаные волосы. На сером фартуке тёмными пятнами выделялись следы жира и крови, на руках поблёскивала налипшая рыбья чешуя.
– Не бойся, – сказал Ван Хель, пытаясь придать голосу успокаивающие интонации.
– Не подходи! Христос свидетель, мне терять нечего…