Святой грааль
Шрифт:
– И что? Какое мне дело?
– Большое, Хель. Ты сейчас на грани слома. С тобой легко расправиться. И если ты не возьмёшь себя в руки, то Коллегия победит, Магистр будет доволен: один из самых ненавистных отщепенцев прекратит своё существование.
Хель безучастно махнул рукой.
– Что ж, тебе решать, – проговорил крестьянин.
– Амрит, почему нас не научили магии любви?
– Такой магии нет, – холодно ответил Нарушитель.
– Если есть любовь, то есть и её магия. Тайные силы присутствуют всюду в каждом чувстве.
– Забудь о чувствах.
– Забыть? Но даже мы с тобой живём чувствами! Амрит,
– Я стремлюсь к истинным знаниям. Я должен переиграть Магистра, который хранит Ключ Знаний.
– Настоящий маг ни к чему не стремится, Амрит! Маг лишь служит! Он принимает случившееся как должное. Ты же рвёшься в бой, прибегаешь к обману. Тебя завораживает эта бесконечная игра, которую ты затеял против Коллегии. Ты научился переселяться из тела в тело, сохраняя свою память и накопленные знания. За это Коллегия преследует тебя, заманивает в ловушки. Но ты уходишь от опасности, меняешь облик, тело, перетекаешь из одного времени в другое, потому что внутри тебя живёт азарт, тебя направляют твои устремления, чувства… Как и меня…
– Но я не влюбляюсь.
– Согласен, я совершил оплошность. И всё же я не желаю вычеркнуть из памяти случившееся. Мне нужно понять… Понять любовь… Раньше я не знал её…
– Тогда соберись с силами, запасись терпением. Пойди опять к своей Изабелле, или как там теперь её зовут, и попытайся размотать этот клубок.
– Впервые я чувствую себя бесконечно одиноким.
– Человек, попавший на шкалу бесконечности, не может чувствовать себя иначе.
Из сгущавшегося сумрака появилась процессия из десяти монахов.
– Да пребудет с вами Господь, – проговорил первый из них и перекрестил сидевших у костра крестьянина и воина. – Не найдётся ли у вас доброго вина, чтобы смочить горло?
– Можете глотнуть из купели святого Бенедикта, если вас мучит жажда! Ступайте своей дорогой, святые отцы, – грубо отозвался Хель. – До альбигойцев ещё далеко, мы ещё никого не грабили, чтобы раздавать направо и налево.
– Ты сказал «не грабили»? – остановился монах. – Сын мой, не хочешь ли ты сказать, что мы собрали великую крестоносную силу, чтобы заниматься обыкновенным разбоем? Уж не еретик ли ты?
– У тебя есть сомнения на мой счёт, святой отец? – мрачно ухмыльнулся Хель. – А сам-то ты искренне веришь в Христа? А что, если я испытаю твою веру, пощекотав твоё горло моим клинком? Что-то подсказывает мне, что в твоих глазах появится животный страх, а вовсе не радость от предвкушения встречи с Господом.
Хель угрожающе поднялся и положил руку на меч. Монахи отпрянули.
– Ты не так нас понял, солдат, – простуженным голосом отозвался другой служитель церкви.
– Я не солдат, а убийца, – возразил Ван Хель, – и лучше вам, святые причетники, держаться от меня на приличном расстоянии.
– Ты служишь славному крестоносному делу, солдат, и нет ничего дурного в том, чтобы очищать землю от еретиков, – заговорил третий монах.
– А разве не всех нас сотворил Господь? – Голос Ван Хеля опустился почти до зловещего шёпота. – Разве не с позволения Вседержителя существует всё, что существует? Разве Господь назвал хоть кого-нибудь еретиком? Нет, монах, это люди провели страшную разделительную черту, но не Бог. По какому же праву человек позволяет себе решать, что есть добро и что называть злом? Сядьте же возле моего костра и растолкуйте мне. Научите меня своей церковной мудрости. Садитесь же! – прорычал он, выхватив меч.
Монахи, боязливо прижимаясь друг к другу, сгрудились возле костра. Хель недобро оскалился и посмотрел на Амрита.
– Как ты думаешь, они смогут ответить на мои вопросы? – спросил он.
– Не смогут, – убеждённо-равнодушным тоном отозвался крестьянин. – Они же ничего не знают, кроме написанных букв.
– Священное Писание… – начал было кто-то из монахов, но Хель оборвал его резким движением руки и властно спросил.
– Ответьте мне, что ждёт нас после смерти?
– Каждого своё. Одни идут в рай, иные попадают в ад, – заученно ответил чей-то голос.
– И всё? – удивился Хель.
– Чего ж ещё! Одних ждёт вечная благодать, другие будут наказаны за свои грехи.
Амрит снова переложил вилы из руки в руку и крякнул, безучастно глядя в костёр.
– За грехи? – переспросил Хель, придвинувшись к монахам.
– За грехи, – кивнул самый молодой из монахов, – за распутство, алчность, тщеславие, сладострастие… За всё. В вечном огне за это надо жечь.
– Это ты так считаешь? Про огонь-то? – язвительно уточнил Ван Хель.
– Не только.
– То есть наказание вполне человеческое, верно я понимаю?
– Вполне.
– Кто же будет наказывать? И где? – продолжал допрос Хель.
– В аду.
– То есть Сатана и его подручные.
– Видимо.
– Наивен ты, братишка.
– Хватит! – потерял терпение монах. – Можно подумать, ты умнее меня.
– Вот ты про адские муки сейчас говорил. А почему грешники там должны мучиться? Неужели ты думаешь, что Сатана, соблазняя их здесь всякими греховными сладостями, будет наказывать их за то, что грешники фактически преданно служили ему? Нет, братец, он будет их благодарить за совершённые грехи и осыпать всякими благами, чтобы укреплять свои позиции. Зато те, которых ты считаешь праведниками и которые, согласно твоим утверждениям, отправятся в рай, не получат там ничего хорошего. Им достанется скучная жизнь с церковными песнопениями, молитвами с утра до ночи.
– Они получат благостную жизнь за свою праведность! – воскликнул монах, затравленно оглядываясь на своих собратьев.
– Благостная жизнь, братец, в том для них и состоит, чтобы поститься две трети года, а не вино вкусное вкушать. Или ты думаешь, что в раю им будет позволено наслаждаться радостями женских прелестей? Нет. Для праведников это грех. Там будет всё так же, как и здесь. Потому что сказано: каждому по вере его. Вот ты веришь, что баб тискать грешно, и терзаешься из-за того, что глаза твои вопреки твоей воле за девками следят, так в раю у тебя будет то же самое. Какие угрызения совести тебя здесь мучают, такие и там будут мучить. Просто там ты не будешь видеть греха, тебя отделят от него высоким забором. Не будет у тебя соблазна перед глазами, только и всего. А мысли твои и желания останутся. Мечты ведь никуда не денутся, братец. И если тут тебе кто-нибудь может отпустить грехи за твои неправедные мысли, то там уже никто не будет отпускать их. Будешь жить с ними лицом к лицу, если они вдруг возникнут. И будет они тебя жечь страшным огнём желания. И где ж, получается, вечное пламя адское? В преисподней или в раю, братец?