Святой в миру
Шрифт:
Она была уверена, что у мистера Коркорана просто нет другого выхода, как непременно влюбиться в неё - и повести под венец под завистливыми взорами всех остальных девиц. Гилберт махнул рукой: выбить из головы сестрёнки дурь было невозможно. Сам он знал, что Коркорана, несмотря на обилие сплетен и легенд вокруг него, никогда не обвиняли в совращении девиц - на него сыпались совсем другие обвинения. За сестрёнку он не волновался - отчасти потому, что своей неуёмней глупостью она успела осточертеть ему, отчасти оттого, что был уверен: кроме собственной глупости,
Сам он от нечего делать совместно с Чарльзом Кэмпбеллом развлекался наблюдениями за Стивеном Нортоном, и тут, надо заметить, оба молодых джентльмена потешались, как могли. Они по возможности старались держаться к нему поближе, слушали его разговоры с Коркораном, после весело перекривляли - хоть и без свойственного объекту страсти мистера Нортона таланта.
Зато мистеру Стэнтону было не до смеха. Приём, оказанный младшему племяннику дядей, был более чем любезен, и Клэмент понял, что сбываются его худшие опасения. Он бесновался. Мало того, что тот за мерзость получил колоссальное состояние Чедвика, так ещё вотрётся в доверие дяде - станет наследником всего...
Из всех присутствовавших в Хэммондсхолле только мистер Доран извлёк из общения с мистером Коркораном удовольствие, лишённое суетных треволнений, однако, как бы ни понимал Доран слово "чертовщина", в первый же день по приезде оброненное за ужином мистером Морганом, теперь и он тоже не мог не признать, что в Хэммондсхолле происходит чёрт знает что. Уже говорилось, что с первой же минуты встречи, внутренне восхищённый Коркораном, он как-то перестал обращать внимание на всех остальных. При этом священник помнил выводы, сделанные из наблюдений первых дней. Мисс Стэнтон показалась ему особой замкнутой и высокомерной. Мисс Хэммонд, напротив, на первый взгляд, была добродушна, красива и общительна. Глупость мисс Морган бросалась в глаза, но сама она выглядела существом довольно безобидным, мисс Нортон, милая и неглупая, тоже вызывала симпатию.
Но теперь только Бэрил Стэнтон сохраняла женственность и достоинство, была тиха и молчалива. Все же остальные... Мистер Доран был когда-то влюблён. Он видел влюблённых. Но милая красавица мисс Хэммонд неожиданно для него превратилась в совершенно новое непонятное существо: ревнивое, издёрганное и, казалось, полностью забывшее женскую скромность. В мисс Нортон проступила откровенная хамка, особа злобная и резкая. В состоянии перманентной истеричности пребывала и мисс Морган. Три юные леди в Хэммондсхолле были не влюблены, но помешаны, в гостиных, коридорах и спальнях Хэммондсхолла, казалось, бесновались три молодые ведьмы.
Не меньше пыла проявлял и мистер Нортон, стараясь попадаться навстречу мистеру Коркорану поминутно. Все они не давали ему проходу, буквально преследовали, не позволяя ни минуты остаться в одиночестве. Мисс Морган гадала ему на картах и по ладони, мисс Нортон строила ему глазки, а стоило ему появиться у дома, скажем, с лопатой на плече, коей он выкапывал в лесных дебрях корень какого-то растения, как с балкона уже слышался кокетливый голос
– Носить что-либо на плече, мистер Коркоран, особенно лопату - к несчастью. Значит, скоро вы понесёте гроб.
Мистера Коркорана это не шокировало. Гроб так гроб. Сам он знал только одну примету.
– Говорят, если посадить в саду рябину, вам не будут досаждать ведьмы, - обречённо обронил он, когда они остались, наконец, в подвальчике наедине со священником.
– Зря милорд не отдал таких распоряжений. Я всегда удивлялся, мистер Доран, почему именно так называемая плотская любовь проявляет в людях самое худшее, что в них есть?
Доран изумился.
– Помилуйте, что вы говорите? Общепризнано, что любовь возвышает и очищает душу.
– Да? Не замечал. Мой опыт говорит, что мужчины по большей части становятся откровенно подлы, норовя подставить ножку сопернику, а женщины - вздорны, ревнивы и совершенно забывают скромность. Впрочем, может, они просто ярче проявляют свою суть, обычно скрытую? Если же люди не подлеют и не теряют голову и достоинство - говорят, что они не умеют любить или любят недостаточно пылко.
Священник усмехнулся.
– Откровенно сказать, мне кажется, что именно вы провоцируете их на это. Я никогда ничего подобного не видел.
Коркоран ничуть не обиделся, был спокоен и расслаблен.
– Я едва словом с ними перемолвился, помилуйте.
– Не спорю, но ваша внешность - сама по себе провокация. Вы красивы, как дьявол.
– Ну, во-первых, никто ещё не доказал, что дьявол красив, - возразил Коркоран.
– Свидетельства есть в пользу прямо противоположного мнения - и вам ли, служителю Господнему, о них не знать? А во-вторых... Надеюсь, дорогой мистер Доран, вас-то я не спровоцировал? Неужели и вы влюблены в меня?
Доран сначала едва не поперхнулся, но сумел вздохнуть и усмехнулся.
– Нет.
– Рад слышать это. Но если моему дьявольскому обаянию сумели противостоять вы, почему этого не могут остальные?
Священник пожал плечами. Логика рассуждений его собеседника была злой и иезуитской, но абсолютно правильной. Этот красавец-искуситель, Доран давно заметил это, всегда рассуждал безупречно. Впрочем, одно возражение у священника было. Это был аргумент лживый и жалкий, аргумент, к которому всегда прибегают ничтожества, но Доран привёл его. Не потому, что так думал, но затем, чтобы услышать ответ на него.
– Говорят, сила душ не равна, мистер Коркоран.
– Не равна, - кивнул Коркоран, - но живёт Господь. Никогда ещё ни одной слабой душе не было послано искушение сверх силы её. А уж думать, что смазливость моей физиономии является искушением непреодолимым - было бы наглейшей самонадеянностью с моей стороны и откровенной глупостью с вашей.
– Он сорвал с ветки цветок, вдохнул и неожиданно пробормотал, - кто-то говорил, что у цветка боярышника запах смерти... Вздор. Запах смерти неразгадан... Скорее, это осенний сумрак, сырость погреба, запах ладана... и что-то болотное.