Святой в миру
Шрифт:
Сам он помедлил несколько мгновений, оглядывая вошедших, потом неторопливо спустился к дяде и оказался в его объятиях, затем ровно и спокойно поздоровался с кузеном, бесстрастно поклонился мистеру Кэмпбеллу, мистеру Моргану и мистеру Нортону, наклонив голову едва ли на дюйм. Доран, оставаясь на ступенях парадной лестницы, заметил теперь его стройность и прекрасную осанку, Коркоран был немного выше других мужчин, и взгляд его, обращённый на друзей мистера Стэнтона, отразил некоторое высокомерие. Впрочем, это могла быть и игра света. Коркоран попросил милорда Лайонелла представить его своим очаровательным гостьям. Столь же мило улыбаясь, поклонился каждой, с особой теплотой приветствуя кузин - Софи и Бэрил, назвав их "дорогими сёстрами".
Тут милорд Хэммонд спохватился, что гость устал с дороги и должен успеть переодеться к обеду. Доран вторично выразил готовность проводить мистера Коркорана в его комнаты. После того, как они удалились, никто в холле не произнёс ни слова, все молча разошлись по своим гостиным.
За обеденным столом вначале говорили только хозяин дома, его друг-священник и мистер Коркоран, рассказавший об Италии, о своих путешествиях, о нескольких работах, опубликованных им в научных журналах и получивших неплохие отклики. Внимательно выслушав племянника, милорд осторожно поинтересовался:
– В обществе ходили слухи, что ты перешёл в католицизм.
Племянник безучастно улыбнулся.
– Глупые клубные сплетни, милорд. Нужно же людям о чём-то говорить. Вас видят в новом смокинге - и говорят, что вы ударились в модничанье, если у вас в руках книга, разъясняющая некоторые католические доктрины - ждите сплетни, что вы ударились в католицизм. Я сломал мундштук трубки, отдал отремонтировать, потом подумал - и купил новую. Но мастер починил старую. Увидев у меня в руках две трубки - распустили слух, что я "ударился в коллекционирование". Ни во что я не ударялся, дядюшка.
– Ну, а каковы твои планы?
– милорд Лайонелл не сводил с племянника восторженного и влюблённого взгляда.
Кристиан снова улыбнулся.
– Меня особо предостерегали от путей армейских и семейных. Был бы призван Господом - предпочёл бы церковь. А так, если хватит ума и таланта, посвящу себя науке.
– Он помолчал, потом продолжил, - на путях, не требующих одиночества и созерцания, я небезопасен.
– С лица Коркорана исчезла улыбка, он был серьёзен и, казалось, высказывал убеждение.
Дальнейший разговор ещё больше удивил Дорана. Коркоран поинтересовался, не продал ли, упаси Бог, дядя свой лес за Лысым Уступом? Все угодья целы? Мистер Хэммонд заверил его, что все триста акров лесов по-прежнему в его полной и нераздельной собственности, правда, ему не хватает ни сил, ни людей навести там порядок, убрать бурелом, прореживать лес тоже некому. А уж Чёртова топь...
Милорд Лайонелл безнадёжно махнул рукой, лицо же Коркорана при словах дяди озарилось ангельской улыбкой.
– Ваши леса - сокровище. Завтра с утра я прогуляюсь там.
При этих словах лицо Клэмента Стэнтона, и без того недоброжелательное, налилось гневом, леса сегодня в особой цене, однако он ничего не сказал. Мистер же Коркоран поинтересовался состоянием крохотного подвальчика под боковой лестницей. Там раньше хранился садовый инвентарь. Дядя не будет возражать, если он на время своего визита воспользуется этим помещением для сушки растений и дистилляции масел? Милорд Хэммонд ничуть не возражал и тут же дал домоправителю указание снабдить племянника всеми нужными ключами.
Мужчины за столом были хмуры и подавлены. Девицы же - все четыре - смотрели теперь, не отводя глаз, только на одного Коркорана, и Стэнтон, замечая очарованный взгляд мисс Софи, устремлённый на её кузена, мрачнел ещё больше.
При этом было заметно, что внешность мистера Коркорана, хоть и вызвала единодушный восторг девиц, однако несла в себе нечто сдерживающее и подавляющее. К этому человеку почему-то невозможно было обратиться с излишней фамильярностью, как немыслимо было прикоснуться к нему, и даже просто смотреть на него не отрываясь девицам было трудно - и они невольно то и дело опускали глаза или отводили их в сторону. Но колдовское и завораживающее обаяние, почти животный магнетизм этого мужчины тут же заставляли их снова и снова бросать на него изумлённые и восторженные взгляды - и снова опускать глаза.
Доран не мог, тем не менее, не заметить, что младший племянник милорда Лайонелла нисколько не стремится быть любезным ни с кузинами, ни с их гостьями и, порой из вежливости задавая вопросы, даже не пытается выглядеть заинтересованным сбивчивыми и взволнованными ответами. В нём, несмотря на красоту, проступала странная суровость, твёрдость жестов, он нисколько не хотел нравиться и подстраиваться под чьё-то мнение, и соглашался с каким-либо высказыванием только тогда, когда сам считал его правильным. Он ни разу не обронил ни одного комплимента, избегал галантных оборотов, вместо "я имел счастье познакомиться" говорил "я знаком", вместо "мне представилось удовольствие знать" говорил "я знаю", если же ему доводилось ронять нечто салонное, тон его был ироничен и насмешлив.
При этом Доран, помня высказанное мистером Кэмпбеллом обвинение, внимательно приглядывался к племяннику графа. В поведении мистера Коркорана не было ничего, кроме рафинированной красоты, что наталкивало бы на мысль об abomination, - но это, воля ваша, не доказательство. Доран обратил внимание и на того гостя Хэммондсхолла, обвинения в адрес которого сомнений не вызывали. Мистер Нортон, впервые казавшийся по-настоящему оживлённым, то и дело вступал в беседу с приезжим, восторгался им, до небес расхвалил последнюю постановку любительского спектакля в клубе, где мистер Коркоран сыграл Гамлета, ронял восхищённые комплименты, с удивительным постоянством не замечавшиеся Коркораном. Боже, какая была постановка! Ведь ему аплодировали стоя! Об этом спектакле разговоры не смолкали несколько месяцев!
Коркоран не принял и этой похвалы.
– Образ Гамлета столь многогранен, Нортон, что ни один актёр, кажется, не сумел ещё провалить эту роль. Прекрасное исполнение - явление редкое, но хорошее - нечто само собой разумеющееся. Где может сплоховать актёр - его неизменно вытащит гений Шекспира. Даже очевидный просчёт в этой роли может стать находкой.
– Вы увлекаетесь сценой, мистер Коркоран?
– тихо спросил Доран.
– Я?
– изумился гость, - ничуть не бывало. Театром увлекался мой друг и благодетель - милорд Чедвик, - мистер Коркоран мягко и тепло улыбнулся, - он и просил меня сыграть с ним. Это была моя первая и последняя роль на сцене. Я видел, что Чедвик вдохновлялся, сцена бодрила его и оживляла, я же, кроме скуки и нерешительности, вызванной моей сценической неопытностью, на репетициях ничего не испытывал. Видимо, именно эта скованность и придала моему исполнению нечто своеобразное.