Святой в миру
Шрифт:
Однако мистер Морган, мельком разглядывая мисс Нортон, вовсе не восхищался, как думала Бэрил. Он не собирался реализовывать план, возникший в его голове по приезде. Если через неделю появится чёртов Коркоран... Глупо всё. Впрочем, за мисс Бэрил стоило и поухаживать, тем более что тридцать тысяч нужны и Кэмпбеллу. Коркоран на такую и не взглянет. Но Гилберт решил не торопиться: стать женихом мисс Бэрил можно лишь в крайнем случае, а крайние случаи в жизни встречаются нечасто. Они пробудут здесь до конца лета - вот к концу лета он и обременит себя недельным ухаживанием, пока же нужды в этом Морган не видел.
Софи Хэммонд издалека увидела Клэмента Стэнтона и вздохнула.
Софи торопливо поднялась навстречу кузену, неосознанно стараясь сократить время пребывания наедине с ним, и пошла к дому, на ходу отвечая на его любезные и несколько путаные вопросы, потом спросила, в каком пансионе училась Бэрил, как успевала? Клэмент растерялся, ненадолго умолк, потом ответил, что, кажется, в пансионе на Портсмен-сквер. В голосе его сквозило отчуждение. Всё, что касалось сестры, было ему неинтересно. Они подошли к террасе в тот момент, когда туда вышли милорд Хэммонд со своим другом, мистером Дораном. Софи поспешила к дяде с дружеским приветствием, тем более радушным, что возможность быть с ним ограждала её от навязчивости кузена.
Стэнтон же, как только уединился на ступенях балюстрады с Чарльзом Кэмпбеллом, задал ему томящий его вопрос о Коркоране, не обратив внимание на Дорана, стоящего за колонной. Как получилось, что в обход им с Гилбертом, законным наследникам, всё получил его кузен? Пытались ли они оспаривать завещание? Ответ приятеля не разрешил сомнений Стэнтона. Чарльз нехотя ответил, что воля покойного была выражена весьма определённо, он имел право распорядиться деньгами по своему усмотрению. Что до самих распоряжений... Чарльз поморщился. Беркли, возможно, рассказывал ему... какой-то скандал с Нортоном... Он не помнил его суть. Также, вероятно, до дяди дошли слухи, что сам он, Кэмпбелл, крупно проигрался. Злился Чедвик и на образ жизни Моргана. Старикам ведь всегда кажется, что молодые должны быть такими же степенными да чинными, как они сами.
Стэнтон удивлённо покосился на приятеля.
– Всего, что ты рассказал, мало для того, чтобы законно лишить наследства.
– Не вынуждай меня к излишней откровенности, Клэмент, - хмыкнул Кэмпбелл.
– В обществе поговаривали всякое. Уронили и известный намёк, что наследство Чедвика было платой за определённые услуги, оказанные ему Коркораном, и говорили, что они сродни тем, что добился Никомед Вифинский от Цезаря.
Стэнтон окинул друга потрясённым взглядом.
– Что? Ты хочешь сказать, что мой кузен...
– Он понизил голос до шёпота, - что Коркоран - мужеложник и переспал с Чедвиком? Что за бред?!
– Возможно и бред. Но лорд Чедвик всю жизнь жил один, никогда не был женат, Коркоран тоже известен ... некоторым пренебрежением к женскому полу. Вспомни возвращённые любовные письма девиц, в свете он сразу плюхается за стол к старичью и часами обсуждает события давно минувших дней, последний раз
– о крестовых походах! Что ему за дело до крестовых походов, помилуй? Ни об одном его романе с дамами высшего света не слышно, а ты знаешь, если бы что было - мимо кумушек бы не прошло. Девицы, маменьки да сводни давно махнули на него рукой.
Стэнтон сплюнул, но задумался. Красота братца была притчей во языцех, и кто знает... Если это правда, он хорошо себя продал, чёрт возьми. Двести тысяч фунтов! Да, за такие деньги утрата чести и растленное седалище - цена небольшая. Кузен не промах. Но правда ли это? Этими сомнениями Стэнтон тоже поделился с приятелем.
Тот пожал плечами.
– Я говорю лишь о том, что слышал.
Мисс Розали Морган, появившаяся на террасе последней, села рядом с мисс Нортон, с которой до приезда в Хэммондсхолл знакома не была. Девицы разговорились. Они узнали о пансионах, в которых воспитывались, заговорили о своих братьях, поделились впечатлениями о прекрасном имении, в котором довелось гостить.
– Подумать только, какое поместье! Мы не так давно были с братом в гостях у мистера Метьюза, так его дом - просто жалкий сарай в сравнении с этим дворцом. Во что же обходится содержание такого дома? Правда ли, что всё это достанется молодому Стэнтону? Вот повезёт-то!
– болтовня Розали несколько шокировала мисс Нортон. Её мысли были сходными, но она никогда не высказала бы их вслух.
Наконец из гостиной раздался гонг, и все направились в столовую.
Во время завтрака произошло одно мелкое, но весьма странное событие. Мистер Нортон, пододвигая сестре стул, случайно задел локтем на комоде небольшую деревянную шкатулку морёного дуба, вещь, судя по всему, весьма ветхую, хранившуюся в семье не одно поколение. Крышка шкатулки распахнулась, и оказалось, что она таит в себе музыкальный механизм. Мистер Нортон хотел было осторожно закрыть крышку, но в изумлении отдёрнул руку: в механизме вдруг что-то визгливо и пронзительно скрипнуло, но почти сразу оттуда донеслась мелодия - шекспировская, слова которой каждый знал с детства:
"Схороните меня в стороне
От больших проезжих дорог,
Чтобы друг не пришёл ко мне
И оплакать меня не мог,
Чтобы, к бедной могиле моей
склонённый,
не вздыхал, не рыдал
влюблённый..."
Все переглянулись. Более же всех был изумлён хозяин Хэммондсхолла. Он покосился на своего друга, и мистер Доран ответил столь же ошеломлённым взглядом. Музыкальная шкатулка стояла на комоде ещё при отце милорда, считалась семейной реликвией, горничные стирали с неё пыль, но при этом она никогда не издавала никаких звуков, будучи сломанной со времён короля Георга. Патрик Доран иногда забавлялся ремонтом старых часовых механизмов и пытался починить её, но безуспешно. И вот вдруг... Не менее удивительной была и мелодия. Отец милорда Лайонелла говорил, что она раньше играла известную песенку о двух влюблённых, сонет Шекспира, но об этой балладе никогда не говорил.
После завтрака они вдвоём рассмотрели шкатулку - и преисполнились новым удивлением. Механизм снова не издавал ни звука.
Этот первый день в Хэммондсхолле тянулся долго. Мужчины затеяли партию в вист, но потом последовало предложение мистера Хэммонда после обеда воспользоваться прекрасной погодой и совершить небольшую прогулку к Ближнему выгону, к руинам Старого аббатства.
Все согласились, ибо всё равно никто не знал, чем заняться.