Святой в миру
Шрифт:
Аргумент Клэмента убил Бэрил. Убил и честностью, и безжалостной откровенностью.
– Перестань, Клэмент!
– Бэрил чуть не заплакала.
Стэнтон поморщился. Он не любил женских истерик. Да, сестрица уродина и дура, но разве это её вина? Сейчас он вовсе не хотел задеть Бэрил, это получилось ненарочито.
Вообще-то он был неправ. Бэрил не была красива, но обладала большим и живым умом. Жизнь воспитала в ней, практичной и уравновешенной, понимание её ущербности, но она же дала ей и повод меньше думать о себе и больше размышлять об иных вещах. Однако Бэрил не привыкла много говорить, а с Клэментом вообще трудно было разговаривать, когда он был не в духе, а не в духе он был всегда, когда видел её, - и потому братец пребывал в полнейшем неведении об уме и чувствах сестры. Клэмент снова тяжело вздохнул. Сестрица с её обидами его не заботила. Ничего, успокоится. Сейчас его волновало другое.
– Я не знал, что Коркоран получил деньги Чедвика... это новость, и дурная.
Бэрил судорожно вздохнула. Она знала, что от братца извинений не дождёшься, и была рада, что он сменил тему.
– Я почти не помню его. Но что дурного в этой новости? Дядя теперь может решить всё оставить нам и Софи.
Клэмент покачал головой.
– Ты просто не видела его.
Сестра пожала плечами.
– Через неделю увижу.
Когда Клэмент ушёл к себе, Бэрил попыталась прийти в себя. Она привыкла к бесчувственным и резким выпадам брата. Он считал свою жестокую бестактность честностью, и убедить его, что такая честность не делает ему чести, было невозможно. Его нельзя было убедить ни в чём, с чем он не хотел соглашаться, и с этим поделать было нечего.
Но вскоре мисс Бэрил забыла о брате. Она сегодня впервые за семь лет увидела сестру Софи, и эта встреча причинила ей новую боль. Она внимательно наблюдала за друзьями брата и поймала их заинтересованные взгляды на Софи, на неё же никто из мужчин не смотрел. Бэрил почувствовала, что на душе тяжелеет и глаза наполняются слезами. Она резко встала, запрокинула голову, торопливо вышла на балкон в мягкую темноту летней ночи. Опершись на перила, посмотрела вниз. Двор в свете палево-жёлтых фонарей казался сказочно красивым, очертания клумб причудливо менялись, затенённые кустами пространства выглядели таинственными гротами, маня затеряться в них, исчезнуть из этой жестокой жизни с её вечными унижениями, обидами, чужим торжеством, усугубляющим ощущение тяжести на сердце. Тяжести почти невыносимой...
Бэрил поторопилась вернуться в гостиную и взять книгу - чтение спасало её. Уходя в придуманные миры, можно было не думать о безнадёжности собственного существования, о своем уродстве. Она, правда, никогда не умела полностью забываться над книгами и понимала, что вымысел есть вымысел, Бэрил никогда не воображала себя героиней романов, но ценила их именно за возможность отвлечься от своих горестей.
Горестей у мисс Бэрил Стэнтон было немало - так что читала она не просто много, а очень много.
...Мистер Стивен Нортон перед отходом ко сну зашёл пожелать доброй ночи сестре. Эстер расчёсывала свои роскошные волосы, и только убрав их под чепец, ответила брату. В глазах её мелькали искры.
– Так ты напросился с нами из-за этого красавца, о котором они говорили? Как же я сразу-то не поняла! Ты мог хотя бы здесь оставить свою придурь?! Неужели ты не понимаешь, чем рискуешь?
– Извращённые склонности Стивена, выражавшиеся в крайней неприязни к женщинам, но в обожании мужчин, что и говорить, бесили её, особенно при мысли, что о них может стать известно в обществе. Такое чести никому не делало.
Черты юноши исказились от бешенства.
– Мои дела тебя не касаются.
– Они меня не касались бы, если бы ты вёл себя прилично.
– Эстер неожиданно осеклась, потом взглянула на Стивена и улыбнулась, легко взмахнув рукой.
– Ладно, прости меня, милый, это всё пустяки. Не сердись, слышишь?
Нортон бросил на сестру быстрый взгляд. Подобный перепад в настроении Эстер удивил его. Обычно сестрица, если заводилась, долго не останавливалась. Стивен чуть успокоился.
Сестра заговорила о поместье. Чудо, не правда ли? С этим Стивен не спорил. И, подумать только, такое кому-то достанется... Видимо, этому Стэнтону? Как он тебе?
Стивен Нортон мог только пожать плечами.
– А как тебе гости? Откуда, кстати, ты знаешь этих Кэмпбелла и Моргана? Клуб?
– щебетала Эстер, и только очень внимательный слух мог выявить в её мягкой речи неподдельное любопытство.
– Я имею в виду... из твоего клуба?
Брат понял сестру и покачал головой.
– Нет. Они были наследниками Чедвика по линии его матери. Больше я о них ничего не знаю.
Эстер улыбнулась. Она узнала всё, что хотела. То, что среди гостей Хэммондсхолла не было мужчин с такими же нелепыми причудами, как у братца, порадовало её. Ей показался весьма привлекательным мистер Гилберт Морган, и отрадно, что он не был содомитом. Но Эстер тут же закусила губу. Вздор всё это. Софи сказала ей, что Морган, по слухам, ждёт наследство, но сегодня почти ничем не располагает. Мистер Клэмент Стэнтон - вот вероятный наследник Хэммондсхолла, ему и нужно уделить подлинное внимание. Сам Стэнтон ей не понравился, показался человеком, лишённым красоты и обаяния, сухим и чопорным, но графский титул наделяет достоинством даже грума. Имение и титул...
Она вздохнула.
Между тем Стивен погрузился в свои мысли - тяжёлые и мрачные. Он был изнурён и несчастен. Проступившая в пору ранней юности болезненная склонность к мужчинам, всегда подавляемая и таимая им, разрывала его изнутри. Но мужчины, изредка подмечавшие его взгляды, либо начинали бесноваться, либо указывали ему на дверь. Несколько раз ему лишь чудом удавалось избегнуть скандала. Стивену казалось, что он никогда не найдёт понимающего партнёра и любовника, но муки плоти были ничтожны до той минуты, пока в университете он не увидел Кристина Коркорана. Теперь скорби неудовлетворённых желаний усугубились тягостной и заворожённой любовью. Ничто не могло утишить безумную страсть. Даже когда в ущерб ему Коркоран стал наследником лорда Чедвика, Нортон продолжал боготворить его.
Красота Коркорана, его яркие дарования, аристократическая властность и неортодоксальность суждений быстро сделали ему имя в лучших клубах Лондона. Своим появлением он неизменно вызывал или всплеск восторга, или вспышку неприязни, возникавшей вследствие зависти из-за оказанного ему внимания. За год Коркоран приобрёл нескольких влиятельных друзей среди видных парламентариев и лондонской богемы, считался авторитетом в Клубе путешественников. О нём говорили. Им восхищались. За ним наблюдали. Ему подражали. Стивен же Нортон мечтал о нём - как мечтала Виола о герцоге Орсино, а однажды в "Атенеуме" он случайно услышал его разговор с милордом Беркли. Старик советовал Кристиану жениться.
Коркоран рассмеялся.
– Из меня получится плохой муж, милорд. Женщины не тревожат моё сердце, кажутся мне болтливыми и глуповатыми. Греки были правы, видя в них лишь инструмент для деторождения.
Эти походя брошенные слова озарили сердце Нортона безумной надеждой. Несмотря на то, что Коркоран часто покидал Лондон, подолгу жил в Италии и разъезжал по миру, Стивен продолжал грезить о предмете своих мечтаний. К тому же от Чарльза Кэмпбелла он слышал, что предпочтение, оказанное Коркорану графом Чедвиком, было связано со... сговорчивостью молодого человека, согласившегося ублажить графскую похоть. Из слышавших это в клубах иные морщились, другие с недоверием покачивали головами, третьи - яростно утверждали, что это вздор, но Нортон просто молчал, пытаясь смирить стук сердца. То, что Чедвик мог возжелать Коркорана, не вызывало у него сомнений: Коркорана, по его мнению, нельзя было не возжелать.