Святой в миру
Шрифт:
Увы, пятичасовые поиски ни к чему не привели. Ни в лесу, ни на Жабьем болоте следов не было. Ближе к полудню ноги у Дорана стали заплетаться, от запаха болиголова страшно свело виски. На болотной кочке нога его соскользнула, и если бы не Коркоран, резким движением перехвативший его руку себе на шею и стремительно вытянувший из вязкой хляби, - быть бы преподобному похороненным совершенно безбожно.
Когда мистер Коркоран вытаскивал его, рубаха мистера Дорана треснула по спине, и тут растерянный Коркоран удивлённо присвистнул, заметив следы аскетических упражнений последнего. Однако, при посторонних этой темы не коснулся, отдав ему свою охотничью куртку. Едва не провалился в болото и Найтли, - и тогда стало понятно, что дальнейшие поиски вчетвером проводить бессмысленно - надо поднимать людей. Родерик Уэст был послан наверх доложить о неудаче милорду Хэммонду, грум отпущен отдыхать. Коркоран с Дораном остались на полчаса внизу - под Лысым Уступом, в гроте, без сил свалившись на солому.
– Будем логичны, Коркоран. Будь он жив - подал бы знак или откликнулся. Я нигде не заметил его следов. После такого дождя он мог сразу выйти на болото - и пиши пропало. Болото манит, кстати...
– Знаю, замечал. Но почему он не кричал? Засасывает медленно, можно успеть не одну трубку выкурить.
– Ваш братец человеком был, что и говорить, странным.
– Был?
– мистер Коркоран сонными глазами взглянул на Дорана.
– Вы, стало быть, уверены...
– А вы разве нет?
– Ну... не хотелось бы. Но теперь, когда мы одни, просветите меня, ради Бога, Патрик, что это за кровоподтёки на вашей спине? Вы возили дьявола на чёртову мельницу или это следы аскетических самоистязаний? Если последнее - то выходит, что в добродетель вы всё же верите - иначе не пытались бы усмирить плоть подобными методами.
На эту тему Доран говорить отказался. Аскетом он себя не считал, и обсуждать подобные темы не пожелал. Коркоран, впрочем, особо и не настаивал, но с ласковой улыбкой заметил, что Дорану надо бы жениться.
Глава 20. "Доколе извинять мерзость?"
Когда мисс Хэммонд пришла в себя, она увидела склонившуюся над собой Бэрил. Та заметила, что глаза Софи открыты, и улыбнулась ей. К Софи медленно возвращалось воспоминание минувшего дня - но детали путались, она не понимала, почему лежит в постели, что здесь делает Бэрил, потом постепенно осознала, что вчера случилось что-то ужасное. Но что? Голова словно отказывалась вместить какое-то понимание, - отталкивала его и силилась забыть, но оно неумолимо проступало. Наконец она вспомнила. Ночь, ниша галереи, страшные в своей безжалостности слова Коркорана... Но этого не могло быть! Он сказал кузену, что она безразлична ему, и он собирается в Италию.
Софи вспомнила, как побежала к Ближнему выгону, просто желая оказаться как можно дальше от этих жестоких слов, потом...
– Что со мной случилось? Почему...
– она нащупала повязку на щеке.
Бэрил села на кровать, ласково взяла её руку. Она уже не плакала, боясь напугать Софи ещё больше.
– Ты, видимо, споткнулась в темноте, и упала в ежевичный куст.
– В ежевичный куст?
– Софи недоумевала. Этого она не помнила.
– Тебе нельзя вставать, ты оцарапалась ... немного, - Бэрил сделала над собой усилие, чтобы не заплакать.
– Были доктора. Они говорят, что тебе нужен полный покой... И все будет в порядке. Главное, не вставать, много не разговаривать.
Доктор Гилфорд и вправду сказал, что царапины возле губ и на лбу могут сойти бесследно, но шрам на щеке останется. Но этого Бэрил говорить Софи не хотела. Просто не могла.
Между тем доктор принёс больной новые лекарства, мисс Бэрил вышла в коридор и тут заметила, что вернулись мистер Доран и мистер Коркоран - перемазанные и обессиленные, его сиятельство торопливо отдаёт распоряжения приготовить им ванны и вызвать всех слуг. Заметив её, Коркоран и Доран поднялись. Лицо Кристиана было мрачно, Доран выглядел ещё мрачнее. Они переглянулись, в итоге заговорил Коркоран.
– Сестрёнка... Мне так жаль. Мы не смогли найти Клэмента. Сейчас все люди мистера Хэммонда прочешут топь и болото, но надежды почти нет, разве что чудо...
Бэрил вначале просто не поняла сказанного. Клэмента нет? Его не нашли? Брат был для неё воплощением силы - безжалостной и неумолимой, был господином и хозяином, и мысль, что он мог погибнуть - не вмещалась в неё. Нет, он где-то на болотах, но живой. Ведь всего только ночь миновала. Нет, он где-то в лесу... Клэмент просто заблудился. Его найдут. Бэрил поделилась этими мыслями с джентльменами. Оба промолчали. Доран заметил, что Бэрил просто не верит сказанному. Что ж, возможно, его и найдут в лесу или на болоте. Их прочешут - и может, найдут...
Доран окинул взглядом мисс Бэрил, вдруг покраснел и торопливо вышел, накинув на спину перемазанную охотничью куртку. С ним произошло нечто непонятное. Всё это время он удивлялся: часы, проведённые с Бэрил, были для него временем отдыха и покоя - душевного и телесного, но вот теперь вдруг в нём, до предела истомлённом и измученном, поднялось яростное, почти не управляемое желание, чуть не сбившее его с ног. Он хотел эту женщину, хотел до безумия. Подмять под себя, овладеть и завладеть ею, оплодотворить её лоно, слиться в последнем содрогании... Доран ужаснулся своему порыву, едва сдержал себя, и не помнил, как смог уйти.
В своей комнате, где уже была наполнена ванна, Патрик, торопливо заперев дверь, разделся. Зажёг светильник. Подошёл к зеркалу. Долго молча вглядывался в своё отражение, в мощные, напряжённые плечи, мышцы рук, жёсткие квадраты живота, озирал возбуждённую плоть, кровоподтёки на плечах и совсем свежие ссадины на запястьях. Он уже лет десять не видел себя в зеркале обнажённым. Наконец опустился в ванну, отдавшись благодетельному теплу. Дыхание его выровнялось. Он прикрыл глаза. Странно, но он не корил себя за пережитое искушение. И, что и вовсе поразило, не ощущал внутренней вины за него. "...не верящий в собственную любовь, сострадающий злу... Кто вы, Доран?", пронеслось в памяти. А, вот оно. Он просто... он просто вдруг поверил в собственную любовь. Поверил - и она едва не сбила его с ног. Но в этом не было ничего скотского. Патрик хотел Бэрил. Акт любви не может быть безличен. Безличен только акт скотства. Он любил. Доран с тоской оглядел детородный орган - напряжённый в порыве, который реализовать все равно не суждено. Но и это не унизило его. Мощь плоти ощущалось им теперь, как сила, стыд ушёл, в него вошла тишина. Он любил. Несмотря на боль и усталость, что-то в нём пело - пело григорианский хорал, слышанный когда-то двадцать лет назад.
Он любил.
...Милорд Хэммонд был просто убит. Последнее, что он помнил, это резкий выговор, что он сделал Стэнтону, сказав ему, если тот ещё раз посмеет оскорбить сестру - в тот же день навсегда покинет Хэммондсхолл. И вот на тебе... Но мистер Доран, освежённый ванной и переодевшийся, чётко и недвусмысленно сказал другу, что его слова никакого отношения к случившемуся не имеют. Мистер Стэнтон, если предположить, что он погиб, стал жертвой собственного упрямства и глупости. В одних ботинках, без снаряжения, в одиночку - ринулся бегать по топи, - кто виноват? Этот человек ни с кем не считался - глупо думать, что с ним посчитается болото. Поделом.
Граф опасливо покосился на друга и осторожно заметил, что в последнее время Патрик обнаруживает странную жёсткость в суждениях. Тот только пожал плечами. Хватит колебаний. Надоели ему вечные сомнения. Сегодня он опубликовал бы записку Нортона, отказался бы отпевать самоубийцу, и выбросил его тело воронам! И плюнул бы в физиономии всем, кто сказал, что он неправ! Однако... Ведь Коркоран тоже сказал, что сделает женщиной всякого, кто обвинит его хоть в чём-то! Правота Кристиана начала в полноте доходить до Дорана. Чего ради сгибаться перед этой низостью? Доколе извинять мерзость? Если поступаешь по-божески - плюй на все заповеди человеческие, на все прихоти суетного мира всего!