Святой вечер
Шрифт:
— Хочешь, чтобы я остановился?
Она покачала головой, затем открыла глаза и посмотрела на меня таким взглядом, который пронзил мою гребаную душу.
— Это моя девочка. Продолжай смотреть на меня.
Ее ноги раздвинулись шире, когда я вошел глубже. Я понял это в ту же секунду, когда Магический Крест ударил ее по всем нужным местам. Ее рот открылся, и стены сжались вокруг меня. Блядь. Да.
— Линкольн. — Ее дыхание было коротким и тяжелым. — Блядь. Господи. Черт.
Мое сердце бешено колотилось в груди, а пот бисером стекал по позвоночнику. Она сжала мои руки, и я сжал ее
И тогда она сделала это. Она оттолкнулась бедрами от кровати и начала трахать меня снизу. Господи.
Переключатель щелкнул.
Я сломался.
Я отпустил ее руки и схватил в охапку ее волосы, откинул ее голову назад и позволил своим зубам вцепиться ей в горло. И я трахал ее. Сильно. Я входил в нее с силой, пока пот не застилал мне глаза, а легкие не горели.
Ее руки вцепились в плед, а спина выгнулась дугой. — Вот дерьмо. Боже мой.
Я протянул руку между нашими телами и погладил ее клитор. — Оставь это, Птичка. Пой для меня.
И она кончила. Она кончила на мой гребаный член. Это было самое прекрасное, что я когда-либо видел в своей жизни.
Глава
6
Лирика
Срань господня, как же мне было больно.
Но я хотела большего. Я хотела Линкольна снова. И еще раз. Казалось, что мне никогда не будет достаточно его, хотя он растягивал и заполнял меня так, что хотелось плакать.
Он словно расщепил меня, и появилась совершенно новая часть меня — девочка, которой я была раньше, теперь стала женщиной.
Я чувствовала себя непобедимой. Ненасытной. Как будто каждая клеточка моего тела постоянно вибрировала от потребности. Он думал, что ему нужно быть нежным, сдерживать зверя, который, как я знала, скрывался под ним. Я показала ему, что я не нежная и хотела получить все, что он мог дать. Если его демоны были голодны, я хотела быть той, кто их накормит.
После того как трахнул меня, он набрал мне ванну, наполненную горячей водой и лепестками красных роз, и не спеша смыл свою сперму с моего живота и виски с моего тела. Затем он отнес меня в постель и снова трахнул.
Утром он ушел сразу после восхода солнца, потому что я обещала Татум помочь ей в помощи при стихийных бедствиях, которую она оказывала в общественном центре «Богоматерь вечной надежды».
Все волонтеры собрались в одном большом открытом помещении, которое напомнило мне школьную столовую. Там стояли ряды столов, и люди наполняли коробки одеждой, медикаментами и продуктами питания. Все отправлялось в страну третьего мира, которая только что пережила сильное землетрясение. Киптон Донахью, как никто другой, организовал все это. Он был отцом Каспиана Донахью и одним из самых богатых людей в мире. Каждый раз, когда я видела его, у меня по позвоночнику пробегали мурашки. От Каспиана исходила спокойная уверенность. Где бы ни находилась Татум, он был рядом и присматривал за ней. Он был пугающим, но не таким зловещим, как его отец.
Мой отец говорил, что у богатых людей нет морали.
Мне всегда было интересно, что он имел в виду.
Татум была богата, но она была одним из самых чистых людей, которых я знала.
Мы с отцом жили в пентхаусе за три миллиона долларов на Манхэттене. Он был платиновым музыкантом, путешествующим по миру на частном самолете, а я была его светловолосой, голубоглазой дочерью, которая документировала свою жизнь в историях Instagram. Мы не были святыми. Но у нас была мораль.
Я засунула аптечку в одну из коробок, а затем сделала снимок.
Татум перестала складывать футболки и посмотрела на меня. — Ты серьезно сейчас фотографируешь?
Я изобразила удивление. — Как будто ты меня даже не знаешь.
Впервые я встретила Татум на озере Крествью на севере штата Нью-Йорк во время ежегодной регаты. На ней был голубой сарафан, а ее длинные темные волосы были собраны в хвост, как и у меня. Она смотрела на воду и выглядела одинокой. Прямо как я.
Я была общительной маленькой девочкой, объевшийся сахара из снежка, который ела.
Я протянула пенопластовый стаканчик, предлагая ей откусить кусочек своего снежка. — Кислое яблоко. Хочешь?
Она покрутила подол своего сарафана. — Мне хватит. Спасибо.
Я указала на себя и назвала свое имя. — Лирика. Как слова песни.
Она улыбнулась. — Я Татум.
— Что ты здесь делаешь, Татум? — Я посмотрела на озеро. Вдоль деревянного причала выстроились лодки. Не большие лодки. Это были маленькие, что-то вроде каноэ. Все остальные были на берегу, ели шикарную еду и пили шампанское под большим белым тентом. Я не была здесь на регате. Я была здесь только потому, что моя мама исчезла... снова... и несколько богатых людей наняли моего отца выступить на дне рождения их ребенка. Он только начинал, и это был большой концерт для него. Либо отказать им, либо взять меня с собой, и вот я здесь.
Татум пожал плечами. — Просто ищу какое-нибудь тихое место. А ты?
Я зачерпнула в рот кусочек цветного льда и тут же пожалела об этом, когда острая боль пронзила мой мозг. Мне потребовалась минута, чтобы ответить ей. — Мой папа устраивает концерт в честь дня рождения какого-то богатого парня, а мама ушла, так что мне пришлось прийти. — Я указала на лодки, выстроившиеся на старте. — Что это?
— Это гоночные лодки.
— Гонки на лодках? Типа, с веслами? — Наверное, это удел богатых людей. — Это не похоже на веселье.
— Мой брат гребет. — Она сделала небольшую паузу, затем улыбнулась. — И это его день рождения, так что я должна была прийти.
— О, Боже. Твой брат — богатый парень, не так ли? Мне очень жаль. Я не хотела...
Она засмеялась и махнула рукой. — Не беспокойся об этом. Его называли и похуже.