Святой вечер

Дилейни Фостер

Каспиан был сыном Киптона. Если Киптон забрал меня, а Каспиан забрал Татум...

Нет.

Не может быть. Он бы не...

Грей сделал еще один медленный глоток, затем кивнул в сторону Каспиана, когда паника охватила меня. — Я позволю ему все объяснить, ведь это его шоу.

Каспиан оттолкнулся от книжного шкафа, пригвоздив меня взглядом. Как будто мне было куда бежать. — Есть только одна причина, по которой ты сейчас здесь, а не брошена, как тряпичная кукла, посреди калифорнийской секс-вечеринки или заперта в подвале где-нибудь в России. — У него защемило челюсть. —

Ты очень чертовски важна для того, кто очень чертовски важен для меня.

Я втянула воздух. — Татум. — Это был едва слышный шепот. Я зажмурила глаза, чтобы смахнуть слезы. Одно только произнесение ее имени разбило мое сердце снова и снова.

— Да. Татум.

Он сказал, что заботится о ней. Это означало, что с ней все в порядке. Она должна была быть в порядке. Каспиан не был похож на своего отца. Я отказывалась в это верить.

Я видела, как он следил за Татум, каким собственником он был с самого первого дня нашего знакомства. Я дразнила ее за это, и она злилась, но я видела, что ей это нравилось. Она нуждалась в его защите так же, как он нуждался в том, чтобы защитить ее.

— Значит, ты накачал меня наркотиками, потом продал и увез в другую страну, потому что тебе не все равно? — Я надулась. — Это чертовски по-богатому.

Грей усмехнулся.

Я бросила на него взгляд. — Что-то смешное?

— Нет. Просто я рад снова тебя видеть. — Он допил свой напиток, затем наклонился, чтобы поставить стакан на крайний столик. — Я знал, что девушка, которая стояла передо мной в Убежище, все еще где-то там. — Убежище. Так называлась большая круглая комната. — Девушка, которую я нашел в ванне, это не ты.

Я шагнула дальше в библиотеку. Мой пульс учащенно бился. Как он смеет судить меня? — Ты ничего не знаешь обо мне и о том, какая я девушка. — Или через что я прошла.

— Попробуй еще раз, дорогая. Я знаю о тебе все. Знать все — это моя работа. Так я поддерживаю свою жизнь. Вот почему те мужчины, которые называют себя Обсидиан, стоят у моей двери с поднятыми ладонями и ждут, когда я опущу свой член им в руки. Потому что я знаю вещи, а знание — это сила. Никогда не забывай об этом. — Он посмотрел на Каспиана, отстраняя меня. — Продолжайте. — Его голос был почти царственным, но его речь была холодной, как будто разговор о них как-то отдалил его.

Каспиан пожал плечами. — Он прав. Ты принадлежишь самому жестокому человеку в Братстве. Грей — единственный, с кем никто не смеет связываться. Даже мой отец не прикасается к нему. Вот почему мы знали, что здесь ты будешь в безопасности.

Я никому не принадлежала.

Кто мы? Был ли Каспиан в этом замешан?

Он кивнул в сторону кожаных диванов. — Тебе стоит присесть.

Я уставилась на два дивана, взвешивая варианты. Сесть ли мне на тот, что рядом с Греем? Или на самый дальний от него? Не обидится ли он? Или если я сяду рядом с ним, это даст ему понять, что я сдалась? Наконец, я села на место рядом с Греем, только в конце, противоположном тому, где стоял он.

Каспиан ухмыльнулся, затем продолжил. — Каждый год десять мужчин выбираются, чтобы встретиться в Убежище для того,

что они называют Судным днем. В этот день мужчины Братства выбирают себе жен. Мы не можем жениться по любви, так что это их способ заставить нас поверить, что у нас действительно есть выбор. — Он насмехался. — Как будто Братство когда-нибудь давало кому-то выбор.

Он продолжал называть это Братством. Так вот кто были эти люди? Отец Каспиана и Грей были частью какого-то братства богатых парней?

— Правда в том, что женщин тоже отбирают вручную. Никто не попадает туда случайно. Никто. — Каспиан сел на другой диван, протянув одну руку вдоль спинки и подперев лодыжку коленом. — Все там так или иначе приносят пользу всем остальным, независимо от того, кого выбирают мужчины. Там нет проигравших. Отцы следят за этим.

Сколько браков они организовали? Сколько людей жили во лжи на виду у всего мира?

— Значит, твоя мама... — Я подумал о женщине, которая встретила меня у двери в тот день.

Его челюсть напряглась. — Избранная.

Мое сердце разрывалось из-за его матери — женщины, которую я даже не знала — из-за всех женщин, которых принуждали к браку, которого они, возможно, не хотели. Оно разбилось из-за девушек, которых я видела в Убежище и которые вели себя так, словно это было неким благословением, дарованным им. Мне было больно, потому что я была другой. Я не была одной из них. И никогда не была.

— Я семнадцатилетняя девушка, которой нечего предложить, кроме знаменитой фамилии. Как я могу быть кому-то полезна?

— Это единственная часть, которую я еще не выяснил. Но я разберусь. — Он потянул за манжету джинсов, уставившись на свой ботинок. Его брови нахмурились, как будто он запутался в мыслях или пытался понять это прямо сейчас. Затем он посмотрел на меня. — Как только на моем телефоне появилась новость о твоей смерти, я понял, что что-то не так. Ты не принимаешь наркотики, Лирика. И никогда не принимала. Не нужно быть гением, чтобы понять это. И благодаря этому засранцу Линкольну Хантингтону я знал, что ты была у меня дома.

Я проглотила комок в горле при упоминании имени Линкольна. Чувство вины и стыда захлестнуло меня при мысли о том, что Линкольн знал, что я была у Каспиана, но не знал почему. У меня не было возможности рассказать ему, а теперь уже и не будет.

Каспиан сузил на меня глаза. — Я просто не знал, почему ты была у меня дома. — Пауза. Я была там, чтобы противостоять твоему отцу. — Во всяком случае, не тогда. — Взгляд его глаз сказал мне, что ему удалось это выяснить. Он положил руку на ногу. — Я также достаточно долго проработал здесь, чтобы знать, что происходит, когда Братство хочет, чтобы женщина исчезла. Моему отцу нужно было, чтобы ты ушла. Это были закрытые похороны. Судный день был не за горами. Сложите три и три. Сделайте несколько простых вычислений, и я легко понял, что он сделал. Оставалось только понять, как это исправить. — Он взглянул на Грея. — Вот тут-то и пришел Чендлер.