Святые и порочные.
Шрифт:
Наступило лето 1303 года. В ночь на 8 июля в Устюге внезапно пошел снег, покрыв землю толстым слоем. Горожане в ужасе ожидали, что их посевы погибнут, но взошло жаркое солнце, и снег быстро растаял, не нанеся вреда. И только тогда священнослужители Успенского собора заметили, что впервые за многие десятки лет Прокопий не пришел на утреннюю службу. Лишь на четвертый день нашли его тело, лежавшее на голой земле в до сих пор не растаявшем сугробе, хотя вокруг уже даже земля высохла. Погребен был Прокопий там, где завещал себя похоронить – на берегу реки Сухоны, под камнем, на котором любил сидеть при жизни.
Спустя много лет место это по-прежнему не имело ограды и лишь камень указывал на могилу святого. Некий человек по имени Иоанн, подражавший подвигам Прокопия, соорудил над его могилой часовню. Однако священнослужители прогнали убогого, забрали написанную им икону и разметали часовню.
Когда великий князь Иоанн Васильевич собирал рать великую для похода на Казань, ратники из Устюга пришли в Нижний Новгород, где бушевала эпидемия. И устюжанам стал являться блаженный Прокопий. Те из ратников, которые дали обет по возвращении поставить церковь
В 1547-м на церковном соборе Прокопий был канонизирован в лике юродивого. И до сих пор относится к числу самых известных и почитаемых святых Русской церкви.
Действительно, случай со святым Прокопием уникален – пожалуй, другого такого святого у Русской православной церкви нет. Существует даже западноевропейская версия его жития, однако и она не дает сведений ни о его мирском имени до крещения, ни о хотя бы примерной дате его рождения. Можно лишь предположить, что родился он, скорее всего, в начале 1220-х годов. В Новгороде будущий Прокопий появился около 1243 года – то есть когда там княжил Александр Ярославич (которого мы знаем как Невского), с которым Прокопий был, весьма вероятно, почти ровесником. Странно, однако, что житие никак не упоминает этого князя, который весьма любим православной церковью, хотя написано житие в середине XVI века, а кроме того, и Прокопий, и князь Александр канонизированы одним и тем же церковным собором 1547 года. Никак не упоминаются в житии и победы князя над шведами и немцами. Разве что долгие поиски будущим Прокопием того, кто мог бы приобщить его хотя бы к основам православия, косвенно говорят о том, что он действительно прибыл в Новгород в эти нелегкие времена – вряд ли тогда кто-то стал бы с распростертыми объятиями встречать богатого немца, с чего-то вдруг пожелавшего стать православным. Так что ему действительно пришлось потрудиться для этого. Замечу все же, что момент появления Прокопия в Новгороде датирован достаточно условно – исходя из даты его смерти (1303 год) и продолжительности его пребывания в Устюге (60 лет, согласно житию). Так что, вполне возможно, любекский купец прибыл в Новгород еще до Ледового побоища на Чудском озере и даже до неудачной высадки шведов в устье Невы – ведь не пару же месяцев Прокопий пробыл в Хутынской обители. Даже если бы он отлично говорил по-русски еще до приезда в Новгород (что не факт), все равно никто не стал бы его крестить в тот же день, как он вошел бы в ворота монастыря. Либо Прокопий приехал позже – просто в Устюге он прожил не 60 лет, а гораздо меньше. Кроме того, от Новгорода до Устюга даже по нынешним, довольно прямым дорогам выходит более тысячи километров. По тогдашнему бездорожью, пешком, босой, без денег и припасов, не имея целью именно Устюг, а просто двигаясь навстречу восходу солнца (то есть более-менее на восток), Прокопий должен был идти достаточно долго – самое меньшее пару месяцев. Однако утверждение жития касательно того, что он страдал в пути и от жары с болотным гнусом, и от лютого мороза с голодным зверьем, выглядит не слишком достоверно – при всей суровости северного климата Прокопий не мог захватить сразу три сезона.
Утверждается, к примеру, что ради легендарного спасения Устюга от «огненного града» Прокопий молился перед старинной иконой Божьей Матери Благовещения, впоследствии перевезенной в Москву и даже именуемой «Устюжское Благовещение». Увы, ни одна летопись не подтверждает, что эта икона когда-либо была в Устюге. Факт небесного камнепада похож на правду еще меньше и тоже не имеет никаких документальных свидетельств. Не найдено и никаких следов небесного камнепада в районе не существующей ныне деревни Котовалово (в 20 километрах от города). Камень, будто бы найденный на месте выпадения «огненного града» и заложенный впоследствии в основание церкви, построенной в честь Прокопия, оказался не небесным гостем, а диабазовым валуном, притащенным последним ледником. Выпавший в день смерти святого в июле снег также не упомянут нигде до написания жития – ни в одной из летописей начала XIV века.
Еще и поэтому житие Прокопия удостоилось в книге В.О. Ключевского «Древнерусские жития святых как исторический источник» исключительно разгромного отзыва и упомянуто скорее как пример того, «как не надо писать». Фрагмент, посвященный житию устюжского святого, невелик и, думаю, стоит привести его целиком. Слово Василию Осиповичу:
«Житие устюжского юродивого Прокопия, плохо написанное, составлено из отдельных эпизодических рассказов, имеющих очень мало литературной связи и разделенных хронологическими противоречиями. Это ряд легенд, сложившихся из различных местных воспоминаний независимо одна от другой и не подвергнутых в житии искусной обработке. В послесловии к житию, написанном по предисловию Епифания к биографии Сергия, читаем: «аз окаянный написах о житии и чудесех его втайне и предах сия Божиим церквам, а иное имех у себе и церковнии повестницы за много лет, свитцы писанные приготованы быша про такова свята мужа». Рассказ об огненной туче в житии есть неловкая переделка повести, отдельно встречающейся в сборниках. Рассказ о страдании Прокопия во время мороза, по словам биографа, записан со слов юродивого отцом Стефана Пермского Симеоном; но изложение его в житии есть переделка эпизода из жития Андрея Цареградского. По-видимому, предания о Прокопии и его чудесах начали записывать уже во второй половине XV века, когда в Устюге построили церковь во имя блаженного (в 1471 году) и начали местно праздновать его память: в одном из чудес, приложенных к
Итак, житие представляет собой грубую склейку из местных преданий и заимствований из других житий, крайне слабо между собой согласованных, к тому же плохо написанную. И написанную не ранее 1554 года, а возможно, и позднее. Житие Александра Невского в первой своей редакции было написано в 1280-е годы – то есть агиограф Прокопия не мог не знать о нем, должен был знать и о канонизации князя – одновременно с устюжским юродивым. Тогда почему же никак не упомянул о том, кто был князем в Новгороде, когда Прокопий принял православие? Ведь Александр Невский был весьма нерядовой фигурой в русской истории, и хотя бы упомянуть эту персону агиограф мог.
Впрочем, это не самый существенный недостаток данного жития. В примечаниях к этому фрагменту своей книги, Ключевский разъясняет, что он имел в виду, говоря о противоречиях, прежде всего хронологических:
«За предисловием следуют рассказы: о происхождении и поселении Прокопия в монастыре у Варлаама Хутынского, об избавлении Устюга от огненной тучи, о страдании Прокопия во время мороза, о пророчестве Прокопия, предсказавшего 3-летней Марии, что она будет матерью Стефана Пермского, и о кончине юродивого в 1303 году. По первому рассказу, Прокопий жил в конце XII века, второй помечен 1478 годом, и оба не согласны с последним».
Позвольте, скажет кто-то, но ведь нам известно, что «огненный град» поразил Устюг в 1290 году? Не совсем так. В тексте жития говорилось, что это произошло за 13 лет до смерти блаженного Прокопия. А поскольку Прокопий будто бы умер в 1303 году, то для уточнения даты чудесного спасения города просто отминусовали требуемое число лет от даты смерти святого, посчитав «неправильную» дату обычной ошибкой. Хотя с таким же успехом можно было и приплюсовать те же тринадцать лет к 1478 году и получить 1491 год как год смерти Прокопия – все равно, ни на 1290-й, ни на 1478-й годы летописи не грешат в плане стихийных бедствий для устюжан. Впрочем, Ключевский упоминал еще и XII век. Что он имел в виду? Речь, собственно, о Хутынском монастыре, основанном в 1192 году. Эта дата достоверна и упоминается в разных летописях того времени. Современные излагатели жития, пытаясь смягчить несуразности, утверждают, что молодой немецкий купец пришел к жившему в монастыре старцу, который подражал основателю обители и носил то же имя – Варлаам. Но, по мнению Ключевского, агиограф мог иметь в виду именно Варлаама – основателя Хутынской обители. То есть Прокопий принял православие в этом монастыре в первые годы его существования, в конце XII века. Об этом говорит то, что автор жития называет монастырь «недавно основанным» и сообщает при этом, что, избавляясь от своего богатства, Прокопий пожертвовал значительную сумму на строительство храма – то есть монастырь был небогат и действительно недавно основан, и храм в его пределах еще не был построен (ну, или не был достроен – это не так существенно, как сам факт пожертвования). К слову, если держаться этой точки зрения, появляется весьма разумное объяснение, почему житие не упоминает Невского – тот даже родился много позже крещения Прокопия и его ухода из Новгорода.
Ключевский еще раз вернулся к Прокопию в своей книге, добавив несколько штрихов:
«В некоторых списках XVII века к житию Прокопия Устюжского с чудесами, описанными в XVI веке, прибавлен ряд новых чудес 1631–1671 гг.; последнее из них есть любопытная для истории народных поверий легенда о бесноватой Соломонии, записанная устюжским попом Иаковом в 1671 году. Эти чудеса сопровождаются двумя похвальными словами, написанными, судя по упоминаемым в них святым, в XVII веке».
Е.Е. Голубинский в своей «Истории канонизации святых в Русской церкви» полагает, что Прокопий, «по свидетельству очень мало надежного жития его скончавшийся в 1303 году…»
Вот только мы уже не первый раз сталкиваемся с агиографическим произведением, которое более всего напоминает компиляцию из легенд и биографий совершенно разных людей, носивших одно имя. Иначе говоря, святой Прокопий – это не реальный человек, а некий собирательный образ русского юродивого. Вдумайтесь – согласно житию, он не был глупым подростком – это был молодой, но вполне самостоятельный мужчина, сознательно сделавший свой выбор, причем не сразу, не мгновенно. И вот, избрав весьма трудный путь духовного подвига, он прожил еще 60 лет или около того. Иначе говоря, земная жизнь его продолжалась около 80 лет или даже более. А теперь сделайте поправку на хроническое недоедание, отсутствие какой-либо медицинской помощи в случае болезней, нередкие побои от непонимающих его людей, отсутствие нормальной одежды и обуви, и просто укрытия от холода – и это в условиях Русского Севера, где смерть зимой от переохлаждения была обычным делом для людей, куда более молодых и крепких физически. Конечно, можно порассуждать, что в особо сильные морозы юродивый все же находил себе хоть какое-то убежище – в соломе, хлевах со скотиной, поддерживая оставленный кем-то в лесу огонь…