Святые ночи. Страшные вечера
Шрифт:
Я нашел ее в кабинете следователя, одиноко лежащую на продавленном диване, закутавшись в неснимаемую шубу. Нарочно громко захлопнув дверь, я пошел обратно к машине. Пусть догоняет. Не догонит – ее проблемы.
– Осторожно! – уже выйдя из отдела и подходя к машине, услышал я крик.
Обернувшись на звук, я увидел эту несносную девчонку. Ясина стояла на крыльце участка, указывая мне пальцем куда-то под ноги. Не понимая ее, я опустил голову, но ничего не увидел. Что за розыгрыши? Разозлившись еще больше я резко развернулся и сделал еще один шаг по направлению к машине, желая уехать без нее, – и тут же ощутил резкую боль.
Ясина подбежала ко мне, шикая кому-то невидимому, топая ногами, пытаясь кого-то отогнать.
– Что за чертовщина? – рявкнул я, задирая штанину и не обнаруживая ни единого следа в горящих местах уколов.
– Шуликуны. Почему-то они на вас напали, – глупо хлопая ресницами, сказала она. – Но вы не бойтесь, они ушли.
– Что за дебильные розыгрыши?
– Так это же бесы. – так же бесхитростно смотря на меня, прояснила она.
– Какие еще к черту бесы!? Хватит пудрить мне мозги! – я снова выходил из себя. – Садись и поехали, нечего время терять.
–Убитые дети превращаются в шуликунов. Шуликуны это бесы, маленькие такие, с кулачок. – для наглядности продемонстрировав мне свой кулак, продолжила Ясина, сев в машину. – Они в пестрых одежках и в остроконечных шляпах. В глазах у них огонь горит. У шуликунов очень вредный характер. Они раскаленными кочергами цепляют людей и, путаясь под ногами, толкают их в грязь. Только странно, что они уже появились. Что-то не то происходит.
– Бред, – отреагировал я.
– Да все знают шуликунов! Вы посмотрите – она махнула рукой в окно, – Посмотрите, как ходят люди.
Я промолчал. В голове не укладывалось, что такое возможно. О шуликунах я не слышал. И уж тем более не думал, что другие люди о них знают. Из любопытства, я краем глаза все же посмотрел на пешеходов. Они и вправду шли, внимательно глядя себе под ноги, огибая лужи, даже самые маленькие, шли, не сходя с тротуаров, перепрыгивая особо грязные участки. Огромное отличие от Москвы или других крупных городов, в которых люди не замечали ничего кроме экранов своих телефонов.
Что же это за город такой? Где самый простой обыватель знает больше о бесах, чем столичные охотники. Нет. Наверняка все это выдумки этой надоедливой девчонки, у которой снова светились желтым глаза. А люди просто беспокоятся о своей обуви. Когда нет денег на новое, лучше бережешь старое.
Ночная мгла сменялась утренним сумраком, луна и звезды, скрывающиеся за пеленой туч, уступали место далекому холодному солнцу, которое, не выходя из-за горизонта, уже раскрашивало окружающий пейзаж в светлые тона. Мы заканчивали осмотр Отроженского кладбища, второго из ныне действующих в Глухонске, обходя захоронения последних лет и проверяя могилы с застылой землей, покрытые свежим снегом, без следов пребывания ни людей, ни зверей, ни нечисти. Северное, самое большое, мы уже проверили – не найдя там никаких признаков вставания упыря.
Отроженское тоже белело девственным снегом, который упорно топтал Марк Всеволодович, продираясь сквозь
Я ехидно радовалась, когда в очередной раз сухая ветка, похожая на скрюченную трехпалую старушечью руку, вдруг кидалась ему под ноги и хватала за длинный подол шинели, заставляя спотыкаться, вертеться на месте и чертыхаться. Я же, недовольная и заледенелая, плотно закутавшись в давно промерзшую шубу, усердно стуча зубами, старательно ступала по следам Марка Всеволодовича, стараясь не набрать в невысокие сапоги еще больше снега. Пальцев на ногах я давно уже не чувствовала, ощущая лишь неприятное хлюпанье внутри обуви, свидетельствующие не только о предстоящей ангине, но и, вероятно, цистите.
Этот бесчувственный и упрямый тип не нравился мне все больше и больше. Я все яснее представляла себе, как куст дергает его сильнее, он оступается и со сдавленным рыком падает на дно свежеразрытой могилы, прямо в объятия упыря. Того самого, которого он, как преданный возлюбленный, решил отыскать, не сдаваясь ни перед чем: ни перед погодой, ни перед фактами, говорящими, что упырь к делу не относится, ни даже перед тем, что упыря, собственно говоря, и вовсе нет. Еще и меня припряг, гоняет по ночным кладбищам как не знаю кого. Я, может, и любитель кладбищ, но исключительно летних. Когда нет снега, грязи, слякоти, дождя, холода. Я вообще люблю комфорт. А не вот это все.
Я даже за последние часы жизни полюбила упырей и в тайне надеялась, что мы все-таки его найдем. После чего я любезно предоставлю ему эту шинелистую тушу на съедение, а сама мирно сбегу домой, отогреваться и пить горячий кофе.
– Я не упырь, – услышав мои бормотания, откликнулся Марк Всеволодович, хмуро бросив на меня взгляд из-за плеча, – И я не виноват, что кто-то не умеет одеваться.
– Не упырь не тащит девушек в такую погоду на кладбища, – отбивая дробь зубами, проговорила я.
– Ты не девушка. Ты ценный кадр. Доблесть и честь, почти охотник и много чего еще, – наигранно-торжественно объявил он. – Так ведь мне тебя навязал Кочмарин. Вот и работай.
– Вот именно. Ценные кадры морозить! Вы вообще не джентльмен, бездушный, бесчувственный упырь. Вам не по кладбищам нужно ходить, а к зеркалу, – договаривала я, уже тормозя об его каменную спину.
– Ты мне нужна, как козлу вымя, – развернувшись и сверля меня глазами, прорычал он. – Ноешь как ребенок, знаний нет, умения вести дела тоже ноль. Выследить игошу и отправить его куда подальше – не делает из тебя ценного сотрудника. Да и вообще сотрудника.
– Ах вы, – теряясь в попытках подобрать обидные слова, я толкнула этого остолопа со всех своих сил. – Вы мне тоже не нужны, гоняетесь тут за призрачным упырем.
Несмотря на большую разницу в весе, от толчка Марк Всеволодович оступился и, заскользив по заснеженной земле, все-таки провалился в могилу, на краю которой неосмотрительно остановился пораспекать меня. Взвизгнув, я бросилась к краю ямы, на миг зажмурившись. Как бы я ни хотела, чтобы Марк Всеволодович провалился под землю в буквальном смысле, прямо в лапы упырю, я была уверена, что этого не произойдет. Не услышав ни вопля раздираемого на части опера, ни гнусного чавканья упыря, я решилась открыть глаза. Марк Всеволодович сидел на корточках, разгребая под собой комья промерзшей земли вперемешку с обломками гроба.