Святые сердца
Шрифт:
– Нет, мадонна аббатиса, мне кажется, нет, – произносит она, думая о том, как спокойно звучит ее голос в сравнении с голосом начальницы. – Помоему, она просто проглотила несколько гранул, и они плохо повлияли на ее расстроенный желудок.
– Что за гранулы?
– Кошениль. Это лекарство из краски епископа. Она рассказывала мне о том, что оно может помочь унять лихорадку. Смотрите – вот чем у нее вымазаны губы.
Теперь аббатиса понимает, в чем дело, и вспоминает, как она, спрятав записку епископа в кожаный гроссбух, где у нее
– О! Так она попробовала на себе новое лекарство, – говорит аббатиса, ибо кому, как не ей, лучше других знать привычки сестрытравницы. – А как скоро действует это лекарство и к чему оно может привести?
– Неизвестно, хотя я думаю, она знала, иначе не стала бы… – Голос ее прерывается. – Но лихорадка у нее еще есть, так что уксус с мятой могут помочь.
Аббатиса отнимает руку от лица Зуаны. Девушка права. Сестратравница горячая, но вид у нее абсолютно спокойный, не похоже на человека, который только что отрыгнул свои внутренности. Чиара берет себя в руки, выдержка возвращается к ней.
– Будем надеяться, что ты не ошиблась. Пойди и позови прислужницу, мы должны перенести ее в келью.
Теперь, когда она снова стала хозяйкой положения, перечить ей нельзя. Серафина покорно поднимается с пола.
– А когда вернешься, то первым делом расскажешь мне о том, что ты делала в аптеке.
Но Серафину не так легко смутить.
– Я пришла, чтобы вернуть сестре Зуане книгу с рецептами снадобий, которую она дала мне почитать и которая может понадобиться ей сейчас, – говорит она, показывая на тетрадь, лежащую на рабочем столе так открыто, словно ее только что туда положили.
Обходя лежащую без сознания Зуану, Серафина хватает тетрадь и быстро сует ее на полку.
Во дворе второй галереи изрыгает пар прачечная, но внутри трудится лишь одна прислужница, и та старая и скрюченная, как сухое дерево, она мокрую простынюто с трудом поднимает, где уж ей поднять увесистую монахиню. На кухне Серафина обнаруживает Летицию, проливающую слезы над горой резаного лука. Сестра Федерика едва не воет, поняв, что у нее сейчас заберут помощницу, однако, услышав причину, соглашается.
– Господь всемогущий, ну и денек! Сначала старшая прислужница, теперь сестра Зуана. Если так и дальше пойдет, то скоро я буду готовить для общины покойниц.
– Не волнуйся. Мы их обеих скоро вылечим.
И столько уверенности – даже радости – звучит в голосе послушницы, когда она обещает ей это, что Федерика дивится преображению, произошедшему с девушкой за последние недели, и думает, что, возможно, перестаралась, добавляя золы в ее покаянную трапезу.
Пока две молодые женщины стремительно пересекают двор, направляясь в главную галерею, Летиция бросает на Серафину взгляды, полные неприкрытого любопытства.
– Что такое? Чего ты уставилась?
– Ничего.
– Ну так не пяль зенки.
Вернувшись в аптеку, они поднимают Зуану с пола и переносят в лазарет. Первое намерение было нести ее в келью, но по пути Серафина предлагает:
– Мадонна аббатиса, а может, лучше положить ее здесь на кровать? Тогда тот, кто будет заниматься делами лазарета, сможет заодно приглядывать и за ней. А она, когда очнется, будет наставлять и помогать. Вряд ли она захочет разлучаться со своими пациентками.
То ли потому, что в этой идее есть смысл, то ли потому, что монахиня уж очень тяжелая, – знание, должно быть, утяжеляет плоть, думает Серафина, пока они с трудом отрывают Зуану от пола, – аббатиса соглашается.
Они кладут ее на ближайшую кровать, опустевшую после смерти Имберзаги.
Когда аббатиса возвращается в аптеку, Летиция пытается приглядеть за Зуаной, но Серафина отталкивает ее, набрасывает на неподвижную сестру тонкое покрывало и протирает ей влажной тряпочкой лоб.
– О Мария, Матерь Божия! Что здесь происходит? – В дверях, точно порыв злого ветра, возникает вдруг сестранаставница. – Послушница Серафина, тебе положено быть у себя и молиться. Это… – Тут она замечает Зуану, лежащую на кровати, и аббатису, выходящую из аптеки.
– Не беспокойся, сестра Юмилиана. – Голос мадонны Чиары ясно дает понять, что ситуация находится под контролем. – Сестра Зуана заболела, а послушница помогает, так как ей известна причина ее болезни.
Однако теперь сестранаставница сверлит взглядом обеих, своим неприкрытым неодобрением показывая, что монастырю, который осаждают такие беды, помощью одной непокорной послушницы не обойтись. «Ах, – с торжеством думает Серафина, – то ли еще будет».
Немного погодя Летиция рискует нарушить молчание вопросом о том, можно ли ей уйти.
– Сестре Федерике некому больше помочь. Она с меня шкуру спустит, если я задержусь здесь.
– Надеюсь, что она все же не станет прибегать к столь жестокому наказанию. – Теперь, когда кризис миновал, к аббатисе возвращается ее обычная любезность. – Можешь идти. Скажи, как себя чувствует главная прислужница?
– Очень плохо, – качает головой девушка. – Сестра Зуана говорила, что зайдет к ней позже.
– Ах, мы в полной осаде. – Голос сестрынаставницы исполнен муки.
Летиция шмыгает за дверь, как раз когда сестра Юмилиана падает на колени перед кроватью.
– О Господи Иисусе, в час тьмы помоги нам и облегчи страдания сестры, которая трудится во имя Твое.
Юмилиана склоняет голову и погружается в молитву, словно показывая, что в час испытаний это и есть единственная работа, которую надлежит делать. Серафина мешкает, но в следующий миг тоже опускается рядом с ней на колени и, закрыв глаза, молится молча, но так истово, что ей самой становится страшно, как бы слова не вырвались из нее против ее воли. «Пожалуйста, Господи, пожалуйста, Господи, помоги и мне тоже…»