Связанная
Шрифт:
Гарахк опустил подбородок, указывая на людей, сидящих по другую сторону костра.
— Они закончили делиться историями?
— Да, — сказала Айви, — я думаю, что да.
— Я бы поделился историей. Передашь ли ты ее им своими словами на языке шеловек?
Айви еще немного повернула туловище, повернувшись лицом к Гарахку.
— Передам.
Кетан поднял свои жвалы в улыбке и осторожно зацепил когтем волосы Айви, заправив их ей за ухо, чтобы он мог полностью видеть ее лицо. Она казалась почти потусторонней, когда огонь был позади нее, и его свет
Наклонив голову, Гарахк перевел взгляд на Кетана.
— Это история о войне между моими и вашими. Оскорбит ли она тебя?
— Нет, — ответил Кетан.
Его ответ поддержали друзья и сестра. У него не было желания, чтобы ему напоминали о тех событиях, о том, что он сделал и что потерял, но Терновые Черепа смотрели на вещи по-другому. Если Айви действительно хотела создать здесь дом — и Кетан это видел, видел, как они находят здесь счастье и покой, — ему пришлось бы научиться их обычаям.
Ему придется научиться смотреть на свое прошлое по-другому. Он только надеялся, что это станет легче после смерти Зурваши.
— Эта история много раз всплывала в моей голове с тех пор, как я увидел вас в трясине, — сказал Гарахк, а Айви переводила для людей. — Я хотел бы поделиться словами о воине с великим шар'тай, теневом охотнике, которого мы почитаем с того дня, как он стал участником битвы. Твои и мои сражались в трясине. Голодная грязь засасывала наши ноги, эшкены кусали наши шкуры, но мы сражались упорно. Вы были близки к нашему дому, к Калдараку. Черные меха сражались как одно целое с трясиной и причиняли нашим сильную боль и ранения, пока не пришла наша дайя со своими воительницами. Одну из них звали Окалан ка'Хана, Разрушительница Золотых Панцирей. Она без страха вышла вперед, чтобы сразиться с твоими в черных мехах.
Гарахк согнул пальцы, словно сжимал невидимое древко, и выбросил руку вперед.
— Ее копье било, как молния, пронзая черные меха, как игла пронзает ткань. Когда оно сломалось, ее булава ударила так сильно, что повалила деревья. Она прошла сквозь воинов в черных мехах, и только один стоял перед ней. В черных мехах, он был невысокого роста, но сложен как Терновый Череп — широкий и сильный.
В груди Кетана завибрировало низкое гудение, и он посмотрел на Уркота, который наклонился вперед, положив руки на согнутые передние ноги, и настороженно наблюдал за Гарахком.
— Окалан взмахнула булавой. Та разлетелась вдребезги о его головной гребень, но широкого не свалила. Его копье глубоко вошло ей в живот. Окалан не была бы убита таким, как он. Она взревела и схватила воина в черных мехах. Его сила была велика, но ее — еще больше. Наши воины услышали звук, когда она оторвала ему руку. Раздираемая плоть и хрустящая кость. Болотная вода была красной от его крови, когда она отбросила его в сторону. Но широкий не захотел принять смерть. Он поднялся из воды и ответил на рев Окалан, и его зов потряс болото. Когда его копье снова пронзило Окалан, он поднял свою упавшую руку и использовал ее, чтобы убить ее. В тот день трясина выпила много крови, но тот бой не будет забыт теми, кто был свидетелем. Мы назвали его Трехрукий, Сокрушитель Молота.
Несколько
— Он серьезно забил врикса до смерти своей рукой? — спросила Келли, переводя широко раскрытые глаза с Айви на Уркота. — Это безумие.
Уркот защебетал. Его жвалы дернулись в такт этому звуку, и он откинулся назад, похлопывая себя по шраму на боку.
— В твоей истории гораздо больше славы, чем в правде, Гарахк.
— Тогда поделись своими словами, Трехрукий, — сказал Гарахк в свою очередь щебеча и указывая на Уркота. — Расскажи нам свою историю.
— Он не славится как рассказчик историй, — Рекош постучал кончиком ноги по задней части тела Уркота. Между двумя его руками перекрещивающимися узорами был переплетен длинный кусок нити. — Возможно, будет лучше оставить твои слова, чтобы история не была испорчена для всех.
Фыркнув, Уркот пихнул Рекоша ногой, достаточно сильно, чтобы высокий врикс покачнулся.
— Моя рука, моя история.
— Тогда рассказывай, пока джунгли не заросли и не похоронили наши кости, — сказал Телок.
— Ну… не так уж много осталось того, о чем не было сказано.
— Ну же, Трехрукий, — сказал Гарахк, — у тебя должно быть больше слов, чтобы поделится.
Уркот фыркнул и рассеянно провел пальцами по шраму. Из друзей Кетана Уркот носил на своем теле наиболее заметные следы войны, но он всегда казался наименее отмеченным ею в уме и духе. Кетан не сомневался, что Уркот тихо страдал, но он всегда держался стойко.
— Очень хорошо, — Уркот опустил руку на переднюю ногу. — Правда в том, что Терновый че… А, как ты ее называл?
— Окалан ка'Хана, Разрушительница Золотых Панцирей, — сказал Гарахк.
— Окалан. Она уже была ранена, когда добралась до меня. Должно быть, раньше она сражалась с шестью или семью другими Когтями. Я не знаю, замедлили ли ее раны, но я хотел, чтобы это было сказано. Когда я посмотрел на нее, я увидел свою смерть. Я копатель, камнерез, и мое место было не среди воинов. Но я был единственным, кто остался защищать наш фланг, поэтому я сказал несколько слов Восьмерке, — он быстро сделал жест скрещенными предплечьями, который всегда был у него неполным, — и бросился навстречу своей гибели. Я ударил ее первым. Вонзил свое копье наполовину в ее живот. Я не почувствовал ее дубинки. У меня потемнело в глазах, и сильный шум наполнил мой череп, но я его не почувствовал. Моей единственной мыслью было освободить свое копье. Оно мне было нужно. Но оно не вынималось. Я не понимал почему, поэтому продолжал дергать его…
— Потому что, хотя у тебя твердая голова, твой разум все еще может затуманиться от хорошего удара, — сказал Рекош.
Уркот защебетал.
— Те немногие мозги, которыми я обладал, Окалан здорово выбила у меня из головы. Я был сбит с толку, когда она схватила меня. Я помню, как думал, что не ищу пару, но как я мог отказать женщине, которая была так заинтересована во мне?
Другие вриксы, включая Терновых Черепов, защебетали. Несколько мгновений спустя — когда перевод Айви перешел к сути истории — люди рассмеялись.