Связанные любовью
Шрифт:
— Уже заскучали? Вас утомляет небогатая на события жизнь английского поместья?
— Я уже говорила, что предпочитаю спокойное существование.
— Да, конечно. Говорили. — Герцог шагнул к ней, обдав волной резкого мужского запаха. — А вот я считаю, что в вас живет дух авантюризма.
Воздух вокруг нее как будто сгустился, хотя Софья и старалась не замечать этого.
— Это только доказывает, что вы совсем меня не знаете.
— Но с каждым днем узнаю все лучше. — Он протянул руку к ее груди, провел пальцами по краю лифа, и по коже словно пробежали
Растревоженная его словами и смущенная реакцией на его прикосновение, она торопливо отступила.
— Это нелепо.
Он улыбнулся еще шире.
— Не прогуляться ли нам в грот? Возможно, я смогу подтвердить истинность моих слов.
— Вы полагаете себя неотразимым, ваша светлость, но это совсем не так, так что не обольщайтесь.
— Лгунья. — Он легко, одним шагом, покрыл пространство между ними и погладил ее по щеке. — Возможно, ваша гордость успокоится, если я признаюсь, что нахожу вас столь же неотразимой? Должен признаться, это доставляет мне немалые неудобства. Вы отвлекаете меня сильнее, чем мне хотелось бы.
— Поверьте, у меня и в мыслях не было вас… отвлекать, — пробормотала она, замирая от сладкой муки, рождаемой его прикосновением. — Я бы даже предпочла, чтобы вы больше внимания уделяли вашим лугам и коровам.
Он поднял на нее потемневший и потяжелевший взгляд.
— Лучше бы вы не приезжали в Англию, Софья, — произнес он охрипшим голосом.
— У меня не было выбора.
Между ними повисло долгое, звенящее молчание, в котором злость и желание свивались в невидимый тугой клубок.
— Идемте. — Стефан обхватил ее рукой за талию и повел к небольшому каменному строению в конце сада.
Она попыталась высвободиться.
— Нет, я…
— Не бойтесь, — раздраженно оборвал ее он. — Как бы мы оба ни желали предаться любовным забавам, у меня просто-напросто нет времени на все эти игры. Хочу показать вам кое-что.
— Что?
— Наберитесь терпения.
Зная, что спорить бесполезно, Софья сердито поджала губы. За несколько последних дней она тоже узнала многое об этом человеке.
Он мог быть мил, приветлив и остроумен. Заботлив в отношении тех, кто зависел от него. Но при этом мог быть упрям и самоуверен. В своем стремлении быть герцогом, которым гордился бы отец, он мог сокрушить любого, кого считал угрозой.
Включая и ее.
Стараясь не обращать внимания на засевшую в сердце тупую боль, Софья позволила подвести себя к сложенному из камня сооружению, увенчанному стеклянным куполом и охраняемому горгульей, бдительно наблюдавшей за узкой дверью.
Стефан жестом предложил ей войти, и она настороженно, чувствуя за собой его близость, переступила порог и остановилась, удивленная и восхищенная увиденным.
Софья, наверное, не
Качая головой, она провела ладонью по крылу мраморного дракона, поднявшегося с выложенного каменными плитами пола и распахнувшего грозную пасть, из которой, казалось, вот-вот вырвется всепоглощающее пламя. Широко раскинув золоченые крылья, чудовище как будто приготовилось взлететь. У дальней стены красовался миниатюрный пиратский корабль из полированного дерева — с поднятым парусом и пушкой, жерло которой смотрело в сторону арочного окна, выходившего на близкое озеро. В еще одном углу стояли два скульптурных коня под потертыми кожаными седлами.
Вся эта сцена словно перенеслась прямо из детства, и Софья легко представила двух черноволосых и голубоглазых мальчишек с деревянными саблями.
Острая боль потери, грусть по несбывшемуся, тоска по ушедшему безвозвратно — все смешалось вдруг, и Софья опомнилась лишь тогда, когда рука ее потянулась к животу.
Пробудился материнский инстинкт?
Испугавшись этой мысли и спеша спрятать ее глубже, Софья повернулась и встретила внимательный взгляд Стефана.
— Очаровательно.
— Эту игрушку построила наша мать, когда мы с Эдмондом были еще детьми. Наверное, надеялась, что домик отвлечет нас от поисков сокровищ и спасет ее драгоценные розы.
Софья вскинула брови. Герцогиня была, оказывается, не только заботливой матерью, но и мудрой женщиной.
— Ей это удалось?
Стефан пожал плечами.
— Я частенько сражался с драконами и покорял неведомые моря, а вот Эдмонду непременно требовалась подлинная опасность. Иной жизни он не принимал.
Уловив в его голосе нотку грусти, Софья невольно усмехнулась.
— Вы с братом очень близки.
— Да. — Он перехватил ее взгляд и уже другим, жестким, тоном добавил: — Ради него я готов на все.
Это прозвучало как предупреждение, и ей стало не до смеха.
— И все же ваш брат провел в России несколько лет.
— По настоянию императора.
— Считаете, ваш брат отсутствовал по вине Александра Павловича?
— Не только. — Стефан нахмурился, и его лицо как будто накрыла тень. — Эдмонд винит себя в смерти родителей. Служба императору не только задерживала его в России, но и давала предлог не приезжать домой, где слишком многое напоминало о трагедии. — Он покачал головой, словно отгоняя гнетущие мысли. — К счастью, теперь он оставил прошлое прошлому и обрел мир в душе.
— А вы? — неожиданно для себя, словно ее кто-то подтолкнул, спросила Софья.
— Что?
— Когда вы оставите прошлое прошлому? Он нахмурился, подтвердив, что ее удар достиг цели, но взгляд не дрогнул.
— Речь сейчас об Эдмонде. Теперь, когда у него и супруга, и ребенок, я вряд ли позволю ему снова вернуться в Россию.
Софья вздохнула.
— Насколько мне известно, Александр Павлович не нуждается в услугах лорда Саммервиля.
— Император вернулся в Санкт-Петербург.