Связанные
Шрифт:
А уже в следующее мгновение гвардейцы кубарем вкатились в очерченный красным охранный круг.
— Закрывай! — заорал Мартон и, не дожидаясь Эйдона, сам опустился на колени и принялся восстанавливать затоптанные линии.
Всё было кончено.
Эйдон слышал, как в ушах стучит кровь; он тяжело дышал и, морщась, растирал ногу. Мартон стоял рядом; его полный ненависти взгляд был обращен в черные, как дёготь, глаза раха.
Призрак остановился у самой красной черты. Потянулся вперёд, осторожно, самым кончиком пальца, прикоснулся к невидимой стене. Не отрываясь, медленно двинулся
— А сверху не прыгнет? — понизив голос, спросил Эйдон.
Мартон лишь криво усмехнулся.
— Пусть хоть подкоп роет. Это же не стена, а что-то вроде сферы. Речи они, кстати, тоже не понимают, — добавил он. — И сами не говорят. Да оно и к лучшему: даже думать не хочу, что творится у неё в голове.
— Да ты никак охотником решил заделаться, — Эйдон наконец дал волю удивлению.
Молодой гвардеец поморщился.
— Да какое там… У нас в Хельдере, на старой мельнице, поселилась такая же тварь. За полдюжины дней семь человек забрала. Может, слышал о моей матери?
Эйдон кивнул. Он был знаком с бароном Альдо Хельдером, отцом Мартона, и, конечно же знал, что его жена, Кьяра Хельдер, пропала при таинственных обстоятельствах. Но подробностями Хельдеры никогда не делились.
Тем временем Мартон, не спуская с раха глаз, продолжал:
— Сначала отец, как положено, передал дело охотникам. Десять дней мы ждали, но в итоге ничего из этого не вышло.
— Не взялись?
— От них дождешься. Это тебе не анкилей гонять, когда поди ещё пойми, были ли они на самом деле, — с неожиданной злостью ответил Мартон и, подражая старческому голосу, передразнил: — «Не возьмемся, господин барон, слишком старый рах». «Старый», как же. Целых две декады.
Мартон сплюнул и отвел глаза. Их молчаливая тюремщица только что закончила обход и остановилась напротив гвардейцев.
— Скоро поймет, что сегодня придётся лечь спать без ужина, — проворчал он. — В общем, заплатили, чтобы они записали всё, что знают об этих тварях. Особенно о том, как их убивать: мы тогда уже поняли, что хоть на куски эту падаль разруби — всё без толку.
— И как? Отомстил за мать?
— Вроде того. Выследили раха с отцом и братьями, да загнали вот в такой круг. Наша, правда, была поумнее, не бросалась на палаш, как безумная. Брали на живца.
Мартон поднял с земли тяжелую деревянную флягу. Сделав несколько жадных глотков, он протянул её Эйдону.
— Бальзам на травах. Придаст сил. Разбавить, правда, нечем.
— Так даже лучше, — ответил капитан, принимая флягу. — А что это за порошок такой?
— Баградская смесь, иногда привозят из Летано. Почти непробиваемый барьер. Или тюрьма — это уж с какой стороны окажешься. — Он невесело улыбнулся и безучастным голосом спросил: — Кстати, знаешь, как они её там зовут? «Багряная мантия».
— Название королевское, — одобрил Эйдон.
— Да и цена тоже: почти две дюжины ретов за горсть.
Эйдон присвистнул. Его собственное поместье приносило около трех сотен серебряных монет в год. За тот мешочек Хельдерам, наверное, пришлось выложить доход своего баронства за полдюжины лет. Немудрено, что Мартон расходовал его столь экономно.
— Кстати, о королях…
— Через «семерку» всё равно не пройдет.
Гвардейцы надолго замолчали.
Стараясь не смотреть в сторону жутковатой статуи, в которую превратился рах, капитан размышлял о событиях этого бесконечно долгого дня. Поражение королевской армии, ошибочное решение устроить лагерь на холме Сальви, сделка с Сальвийским духом, бесплодные поиски его слуги. А теперь — будто всего остального было мало! — они заперты внутри собственного же круга, под охраной безумного призрака.
— Везет, как утопленникам, — вслух подытожил он свои размышления.
— Веселее, капитан, — мрачно ответил Мартон, который, похоже, думал о том же. — Смотри.
Рах встрепенулся, будто услышал что-то, доступное только ему. Спустя несколько бесконечно долгих мгновений по худому телу пробежала волна, и призрак бесшумно исчез, не оставив после себя даже примятой травы.
— Ушла? — Эйдон пытливо посмотрел на товарища. — Или уловка?
— Может быть, — с сомнением отозвался Мартон, поднимаясь на ноги. — А может, учуяла добычу попроще.
* * *
Кристина вздрогнула и широко распахнула глаза. Онемевшей со сна рукой она ощупала шею — и только убедившись, что всё в порядке, позволила себе расслабиться. Как назло, первым после освобождения из плена сном оказался кошмар — не слишком, впрочем, замысловатый.
Она бежала. Подбирая полы длинного платья и постоянно оборачиваясь, она мчалась по залитому осенним солнцем лесу. Узкая ткань стягивала грудь, отчего дышать было совершено невозможно; ноги то и дело путались в длинной юбке — ей даже пришлось остановиться и с помощью невесть откуда взявшегося кинжальчика распороть платье с обеих сторон. Словом, это был один из тех снов, в котором несчастный сновидец вынужден спасаться от чего-то непонятного, темного и пугающего до чертиков.
А вот дальше всё походило на сюжет низкобюджетного слэшера с самой Кристиной в главной роли. Она подстерегла одного из своих преследователей — им оказалась женщина — и зачем-то попыталась зарезать её тем самым кинжалом. У неё ничего не получилось — хотя, в этом как раз не было ничего удивительного: с ножом в руках Кристина могла быть опасна разве что для себя самой — и они ещё долго катались в грязи, вцепившись друг другу в горло. Уже задыхаясь и теряя сознание, Кристина нащупала тяжелый камень и с ненавистью опустила его на голову своей противницы, а затем ещё, и ещё — и так до тех пор, пока изуродованная женщина наконец не затихла.
Кристина поморщилась. Как это часто бывает во сне, ей было совершенно непонятно ни как она там оказалась, ни от кого так отчаянно пыталась спастись. Картины просто сменялись одна за другой.
Примитивное копье — на самом деле, обычная палка с черным, видимо, обожженным наконечником — вонзилось в спину какого-то мужчины. Другой сумел схватить Кристину за руку, но тут же поплатился за это: миниатюрное лезвие чиркнуло ему по запястью, а затем несколько раз ударило в горло. За ним был четвертый… пятый…