Связанные
Шрифт:
«И всё же, к этому вопросу ещё нужно будет вернуться, — пообещала себе Кристина. — Хотя бы для того, чтобы ты сама понимала, сколько там проторчала».
Путешествие, тем временем, продолжалось своим чередом, с каждым шагом приближая путников к Формо. Постепенно всё более обжитой становилась и местность по обеим сторонам тракта. Всё чаще встречались тёмные прямоугольники полей с разбросанными тут и там копнами соломы, переливающейся золотом в лучах вечернего солнца. Из-за полей выглядывали скромные крестьянские домики, зеленеющие укрытыми дёрном крышами, с узкими окнами без ставней, заделанными цветной слюдой, бычьим
Уборка урожая шла полным ходом, и вокруг плодовых деревьев суетились люди. Мужчины в широких штанах и длинных рубахах, утянутых широкими поясами, ловко наполняли корзины яблоками и крупными жёлтыми ягодами. Рядом крутились дети — мальчики и девочки в одинаковых серых туниках до колен с холщовыми мешочками в руках. Мелькали пёстрые женские платья с широкими юбками, подолы которых были наискосок подвязаны к поясам, оголяя крепкие лодыжки. Поначалу Кристина даже удивилась такому решению — но тут одна из женщин подхватила объёмную корзину и проворно засеменила к дому, наглядно демонстрируя всё удобство и практичность такого подхода.
«А ведь у них так, похоже, во всём», — вдруг подумала Кристина, покосившись на идущего рядом Мартона. На серых доспехах не нашлось места лишним деталям; на шлеме не было ни кисточек, ни плюмажа. Простые тёмные ножны, эфес оружия без намёка на гравировку. Сдержанные знаки различия и яркая нашивка с изображением горделивого оленя, угрожающе наклонившего голову в сторону невидимого противника. Всё просто и функционально, ничего общего с тем, что Кристина видела на иллюстрациях или в фильмах. То же самое можно было сказать и об Эйдоне, который был одет точно так же, за исключением ярких нашивок на рукавах стёганой рубахи. Да и Хель, даром что принадлежала к высшему сословию королевства, неизменно появлялась в строгом однотонном платье, которое элегантно подчёркивало стройную фигуру, но отнюдь не могло похвастать лишними элементами — если, конечно, не считать таковым тонкую накидку на плечах, украшенную ажурной вышивкой.
Практичность жителей Эм-Бьялы выражалась даже в простых и понятных топонимах, метко подмечающих суть: чего стоило один только Kathlinn, Шепчущий лес, от несмолкаемых голосов которого Кристину до сих пор пробирала дрожь. Кроме того, можно было не сомневаться, что река Раскъэльве, действительно была быстрой, а Ль-Тонаар, «Великие горы», тянулись едва ли не через весь континент. «Правильная речь», насколько успела разобраться Кристина, вообще старательно избегала туманных формулировок и сложных нагромождений. Возможно, таково было отношение этих людей к жизни в целом: сдержанное, прагматичное, и приправленное недюжинной любовью к простоте и ясности.
Дорога змеилась меж холмов, и чем ближе путники подбиралась к Формо, тем теснее дома жались друг к другу. Свободного места почти не оставалось, и поля, сады и огороды уже не стеснялись почти вплотную подступать к дороге. Больше становилось и людей; воздух наполнялся грубоватой, но по-прежнему мелодичной крестьянской речью, детским гомоном и смехом, стуком топора, звуками раскалывающегося надвое дерева и остервенелым шарканьем мётел в руках рачительных хозяек. Повсюду разливались запахи травы, влажной земли, смолы, свежего хлеба и яблочного сидра.
Появление незнакомцев, впрочем, не осталось незамеченным. Крестьяне с опаской разглядывали вооружённых гвардейцев, с любопытством косились на растрёпанную Кристину и буквально пожирали глазами Хель — очевидно знать здесь видели нечасто, о чём красноречиво свидетельствовали распахнутые от удивления рты. Приближаться никто не решался, но стоило путникам подойти на определённое, наверняка оговоренное вековыми традициями, расстояние, как жители предместий сразу же бросали свои занятия и сгибались в почтительных поклонах.
Как на это реагировать Кристина не знала, и даже более того — от одного лишь вида склонившихся крестьян ей становилось не по себе. Девушка повернулась к гвардейцам, в надежде, что чужой пример поможет сориентироваться в новой обстановке, но с удивлением обнаружила, что их мнение разделилось. Эйдон, похоже, не видел в происходящем ничего необычного, а потом как ни в чём ни бывало задумчиво брёл вперёд, почти не оглядываясь по сторонам. Мартону же такое внимание явно пришлось не по душе, и на губах его играла кривая усмешка. А вот Хель, напротив, будто бы оказалась в родной стихии: вышагивала с гордо поднятой головой, по-хозяйски разглядывая окрестности, будто считала их своими законными владениями.
Однако вскоре выяснилось, что не только Кристина не знала, как себя вести. Из-за плетёной ограды, отделяющий фруктовый сад от дороги, путников с беспокойством разглядывала пара крестьян. Высокий сухопарый мужчина, очевидно, глава семейства, нервно теребил в руках высокий шерстяной колпак; рядом замерла полная приземистая женщина с корзинкой в руках, наполненной только что собранными, ещё влажными, ягодами, пряными травами и примостившейся рядом парой крупных цветков подсолнуха. Судя по обеспокоенным взглядам, которые женщина то и дело бросала на мужа, вековые традиции не говорили, что делать, если окажешься рядом с вельменно, высшим сословием. Между тем расстояние между ними и Хель стремительно сокращалось, отчего глаза крестьян всё больше округлялись в неподдельном ужасе.
Внезапно напряженное лицо мужчины просветлело, — он перемахнул через плетень, выхватил у пораженной жены корзинку и бросился вперёд.
От неожиданности Кристина встала как вкопанная; остановились и гвардейцы. Эйдон заслонил собой Хель, демонстративно положил ладонь на эфес меча; Мартон замер чуть в стороне, но так, словно хотел убедить, что никто не сможет подойти сзади. Выражение лица, при этом, у обоих было такое удивлённое, что Кристина сразу же догадалась, что это движение было экспромтом: гвардейцы отреагировали так, как их учили, не слишком задумываясь, кого именно охраняют, а когда спохватились, менять что-либо было уже поздно.
«Не нужно было ей вообще показываться на глаза», — Кристина запоздало закусила губу, но возможности что-либо исправить не было и у неё.
Тем временем, бормоча что-то неразборчивое, крестьянин с поклоном протянул Хель корзинку. Однако призрак лишь слегка склонил голову к плечу и замер на месте, будто высеченная из мрамора скульптура. Мужчина понял это по-своему и, не прекращая почтительно бубнить, склонился ещё ниже.
Пауза затянулась.
«Это провал, — мысленно простонала Кристина. — Не стой столбом, сделай хоть что-нибудь!»