Связывающая луна
Шрифт:
Он почувствовал на себе ее взгляд за мгновение до того, как она задала вопрос:
— Ты что-то чувствуешь, даже когда луна такая?
— Всегда. Она зовет меня, — он кашлянул, затем покачал головой. — Нет, это не совсем так. Я помню, как впервые сидел в церкви, когда был мальчиком, и священник все время говорил о том, что Бог — это чувство. Его можно почувствовать, когда находишься в святых местах или где-то еще. Даже будучи ребенком, я не думал, что когда-нибудь смогу почувствовать Бога. Пока я не посмотрел на луну, и тогда я это почувствовал.
Он не знал, как объяснить
Почему она ничего не сказала?
Он оглянулся и увидел, что она смотрит на луну с любопытством. Как будто она отчаянно пыталась почувствовать то же, что и он.
— Моя мать поклонялась богине Луны. Она назвала ее Керидвен, хотя некоторые люди думают, что богиня — это белая свинья, а не луна.
— А сейчас? — он хотел узнать больше. Он хотел знать все о ее жизни до всего этого. — Ты сказала, твоя мать была язычницей?
— Потомок древних кельтов. Она следовала старым обычаям, хотя многие хотели ее за это повесить, — она пожала плечами. — И они это сделали. Я даже не смогла ее увидеть, ее забрали. Все, что осталось, это письмо, которое она написала, пока они стучали в ее дверь. Она отправила меня в лес за грибами. Я вернулась в дом, который был разобран на части, и нашла письмо, спрятанное под половицей, с мешком еды, чтобы сохранить мне жизнь.
— Какой ужас, — его сердце сжалось от мысли.
Она была ребенком. Маленькая девочка со шлейфом рыжих волос, которая хотела быть с мамой. Она хотела, чтобы ее обнимали и держали на руках, как и любую другую девочку. И вместо этого ей была дана жизнь лишений и беспорядков.
— Что произошло после этого? — спросил Лютер, хотя и не был уверен, что хотел это знать.
— Я оказалась на улице, как и любой другой ребенок без родителей. Мне потребовалось время, чтобы сдаться, но когда я это сделала, я постучала в дверь Церкви. Совершила ошибку, сказав им, кто моя мать и что случилось. После этого прошли годы попыток изгнать демонов из меня, — еще одно пожимание плечами. — Они хотели сломить нас, моих сестер и меня. Они думали, что мы ведьмы, как наши матери. Я была самой большой, даже тогда. Они пытались научить меня быть воином, но у меня это не очень хорошо получалось. Все эти поющие драгоценности. Они отвлекают.
Он даже не подумал об этом. Комната, в которую он ее привел, была усеяна драгоценностями и богатством.
— Было плохо? — он тяжело сглотнул. — Быть в комнате со всей моей семьей?
— Я научилась игнорировать их пение, — она улыбнулась ему, хотя выражение не дошло до ее глаз. — Они хотят, чтобы их украли. По какой-то странной причине ожерелья и кольца ненавидят оставаться на одном теле. Все они хотят, чтобы их передавали от человека к человеку, потому что со временем люди перестают ими восхищаться. Они хотят чего-то нового, а потом кладут кольцо в коробку и больше никогда его не достают.
Вот почему она чувствовала такую связь с ними. Луна была кольцом, которое положили в коробку, которое никто не хотел вынимать.
Его ладони свисали рядом с ее ладонями с перил. Мельчайшим движением он сдвинул пальцы, и их мизинцы не соприкоснулись.
— Думаю, это волшебно, что ты можешь слышать, как они поют. Это действительно прекрасно.
— Ты не первый, кто так думает, — она тоже пошевелилась, спрятав свой мизинец под его мизинец. Будто они держались за руки.
Узел в его груди ослаб. Немного. Достаточно, чтобы он почувствовал, словно снова может дышать, будто он не делал глубоких вдохов годами.
Лютер глубоко вдохнул.
— Что ж, я рад, что это не слишком отвлекло тебя. Я знаю, что трудно войти в комнату моей семьи и постоять за себя. Но ты это сделала.
— Я знаю, — она потянулась между грудями и вытащила единственное кольцо с рубином размером с монету. — Хотя я буду честной, я все еще поддаюсь старым привычкам. Должна ли я вернуть это?
Он узнал кольцо. Его двоюродный дедушка носил его, потому что клялся, что оно обладает магической исцеляющей силой, и старик редко выходил без него.
Ухмыляясь, он забрал кольцо из ее пальцев. У него было чувство, сколько бы раз он ни открывал ее своему миру, она всегда будет воровкой.
— Я оставлю это на столе, прежде чем он уйдет. Он не поймет.
— Прости, — она заправила прядь волос за ухо и чуть крепче сжала его палец. — Старые привычки.
— Как ни странно, я не против, — Лютер не знал, когда он принял ее странные привычки, но ему было все равно, что она что-то украла у его двоюродного дяди. Если это делало ее счастливой, она могла забрать из этой комнаты тысячу других вещей, а он клялся бы всем вокруг, что понятия не имеет, куда что-то уходит.
Она была счастлива прямо сейчас, и это все, что имело значение.
— Наверное, нам следует вернуться внутрь, — пробормотала она. Но ее палец не отпускал его. — Спасибо, что пришел за мной. Такое ощущение, что мы друзья, хотя у нас довольно бурная история.
Все внутри него сжалось.
— Мы друзья. Верно, Луна. Я нахожу тебя замечательной женщиной и считаю, что мне повезло, что ты провалилась сквозь мой потолок.
— О, — ее глаза расширились. — Хорошо. Я тоже рада, что ты мой друг, Лютер. Хорошо знать людей на высоких постах. На тот случай, если я снова окажусь в камере после того, как все это будет сказано и сделано.
Он никогда не позволит ей гнить в камере, что случалось со многими ворами. Но Лютер понял, что не собирался отпускать ее. Он хотел, чтобы она осталась здесь, с ним. С его нелепой семьей, пока она воровала драгоценности, и ему приходилось искать необычные способы вернуть эти драгоценности им на руки или шеи.
Эта ночь стала веселее, чем любая другая ночь, которую он мог вспомнить. Без этого он будет как без будущего, ради которого он отдал бы свою левую руку.
Она убрала руку от его, а затем пошла в толпу. Луна была на голову выше всех присутствующих, но все равно улыбалась с теплотой, которая всех очаровывала. Их больше не заботило, что она была высокой.