Сын бога войны
Шрифт:
А как же иначе? В толпе теряться скучно.
Октамис всегда считал себя особенным, способным на великие свершения, достойным того, чтобы быть замеченным и выделенным как людьми, так и богами. Его не устраивал удел рядового воина. Юноша видел, что он не такой, как остальные. Он сильнее, выше, пригожее, он быстрее соображает и лучше ориентируется.
Пока Амизак жив, нужно хорошенько учиться у него искусству управления людьми. Это было непростым ремеслом, но каждый преподнесенный урок шел Октамису на пользу. Он не желал, чтобы его осаживали и пренебрежительно тыкали в лоб. Он сам хотел указывать и повелевать.
Глава 2. Победители и побежденные
Когда
Октамис, вызвавшийся уложить обоих верховых охранников, попал стрелой с первого раза, привесил лук на седло, а меч выхватил из ножен. В эти мгновения он удерживался на спине коня лишь силою стиснутых ног, но ему этого было достаточно.
Враг за лук схватиться не успел. Оценив обстановку, он тоже поднял меч и погнал коня навстречу Октамису. Рот его казался черной дырой в зарослях дремучей бороды. Он что-то орал на скаку, надеясь, наверное, ошеломить Октамиса воинственным кличем. Если так, то напрасно: Октамис его не слушал и не слышал. Свесившись с седла, он пропустил над собой сверкнувший клинок, а потом круто развернул Ястреба, нагнал дозорного и вонзил ему меч в поясницу.
Пока он выполнял свою задачу, его соратники уже вовсю бились внутри стойбища. Октамис поспешил им на помощь. В голове его было пусто и ясно, когда Ястреб сшиб грудью склавина, стоявшего у него на пути, и тотчас врезался в столпотворение, бурлившее среди костров и шатров. Прижав противника к повозке, Октамис разрубил ему ключицу, развернул коня и успел отразить удар копья, которым его попытались поддеть снизу.
Движения были точными, уверенными, не требующими специальной подготовки. Октамис полосовал, колол, сминал, топтал и при этом не забывал прикрывать Амизака справа, там, где тот не имел возможности заслоняться щитом. Он забыл обиды и помыслы. Шел бой, и нужно было полностью сосредоточиться на нем, чтобы не погибнуть до того, как осуществятся смелые планы и мечты.
Лязгала сталь, гудели головни, швыряемые из костров, летели искры и метались тени. Шла пляска смерти, в которой сколоты знали толк. Это было то, что они умели лучше всего на свете.
Устроив стоянку, склавины стреножили коней и пустили пастись, поэтому не успели вскочить в седла и оказать достойное сопротивление конным сколотам. Свои возы они, как водится, поставили в круг, чтобы обороняться внутри в случае набега. Однако туда сумели отступить лишь немногие воины, поскольку десятка три полегло убитыми и ранеными в первые же минуты смятения, а остальных нерасторопных сейчас добивали копьями и мечами, гоняя по равнине.
Обозный люд, вместо того чтобы объединиться и помогать своим воинам, надеялся отсидеться под возами. Однако улизнуть в степь им было не суждено. Носясь по стойбищу, кони разбросали повсюду жаркие угли костров, так что вокруг было слишком светло для побега. Стоило кому-нибудь кинуться в спасительную темноту, как его тут же настигала стрела или разящая сталь.
Сколоты были опытными воинами и, нападая, брали не числом и даже не умением, а сплоченностью и согласованностью действий. Они действовали сообща, тогда как склавины оказались не способны объединиться для отражения налета. Каждый бился в одиночку, защищая свою жизнь, а потому жизни эти обрывались одна за другой.
Был кратковременный период боя, когда могло показаться, что осажденным удастся отбиться. Отступившие за повозки принялись метать оттуда стрелы и копья, которыми сразили двоих или троих всадников, но обстрел прекратился, как только Амизак на своем скакуне перемахнул через подводу и принялся крушить всех, до кого мог дотянуться мечом. Боевой конь его знал свое дело и беспрестанно кружил внутри огражденного кольца, сбивая с ног и давя каждого, кто оказывался рядом. Кончилось тем, что склавины полезли прятаться под возы, где сделались ничуть не опаснее забившихся туда баб и работников.
К этому моменту подоспели воины Амизака, и участь захваченных была предрешена. В ночи метались тени всадников и пеших, звучали торжествующие возгласы и вопли, полные отчаяния. Безоружных не убивали, а сгоняли обратно, стегая плетьми и ведя на арканах. Укрывшихся под повозками выдавили остриями копий и пылающими факелами. Всех собрали в толпу и усадили на землю, приставив к пленникам стражу. После этого началось разграбление.
Под присмотром Амизака с повозок сдергивали покрывала, и содержимое вываливалось на землю. Была там и дорогая чеканная посуда, и мешки драгоценной морской соли, и диковинные раковины, в которые можно было дудеть, как в боевые рога. Порадовали вождя свертки крашеной ткани и россыпи самоцветов, которые его соплеменники добывать и обрабатывать не умели. Были еще запечатанные кувшины с вином и маслом, сладкие сушеные плоды, орехи, предметы домашнего обихода тонкой ковки, золотые и бронзовые украшения – много чего сложили и ссы`пали к ногам Амизака. Но наибольшее любопытство его вызвала человеческая фигура, вытесанная из такого гладкого и белоснежного камня, что хотелось водить ладонью по поверхности бесконечно.
– Что это? – спросил Амизак, стараясь не выдать своего восхищения и потрясения.
Каменная статуя была высотой в полтора человеческого роста и, будучи поднятой и установленной вертикально по приказу вождя, нависла над сколотами грозным божеством. Кроме шлема и ременных сандалий, на ней ничего не было, и сколоты с живым интересом рассматривали подробности сложения каменного истукана и его детородного органа.
– Необрезанный, – высказал общее мнение Сагил, как следует осмотревший и ощупавший отросток. – Позорно мужчине ходить с такой штукой. Он как ребенок малый.
– Посмотри на его тело, на его руки! – вступился за каменного человека Октамис. – Это сложение не просто мужчины. Это великий воин!
Сколоты загудели, обсуждая статую.
– Ты заступаешься за него, потому что вы схожи! – выкрикнул Палий. – Безбородый и с детской свистулькой между ног.
Сравнение вызвало общий хохот. Не засмеялись только пленники, тоскливо ожидающие своей участи, и тот, от кого их будущее зависело, – сколотский вождь Амизак. Его неприятно взволновало открытие, сделанное Палием. Сходство Октамиса и белого истукана не ограничивалось мелкими деталями. У них было одно лицо, одно телосложение. Это представлялось Амизаку дурным предзнаменованием. Он подумал, что каменного гиганта нужно раскрошить на куски, а Октамиса все же пора казнить, несмотря на все его достоинства.
Растолкав воинов, он подошел к молчаливому скопищу пленников, сидящих или лежащих на земле.
– Кто понимает наш язык, отзовись, – произнес он, переводя взгляд с одного лица на другое. – Такого я обещаю отпустить на свободу, как только он ответит на мои вопросы. Боги и люди тому свидетели.
Амизак картинно раскинул руки и обратил лицо к ночному небу, потом снова посмотрел на пленных. Один из них нерешительно поднялся и произнес слова приветствия. Речь его звучала несколько непривычно, но была понятна. Он назвался Барадасом и, как выяснилось после расспросов, принадлежал к родственному племени Амизака.