Сын бога войны
Шрифт:
Амизак и его брат тоже помнили эту истину. Когда наконец разведчики принесли весть о том, что подходящее селение найдено, они отвели людей подальше и начали готовиться к решающей битве. Лазутчики незаметно подкрадывались к поселению, запоминая все изгибы реки, расположение холмов, состояние ограды и пытаясь сосчитать количество воинов. По возвращении они уединялись с вождями, чертили что-то на земле, раскладывали камешки и щепки и отвечали на вопросы. Наконец Амизак и Мадагай решили, что пора начинать.
Сколоты снялись с места и приблизились к стойбищу на расстояние видимости. Мадагай с двумя телохранителями
Склавины наотрез отказались пускать пришельцев и заключать с ними союз. Пригрозили силой. Мадагай повздыхал, вернулся к общине и повел ее мимо селения, все дальше и дальше в степь.
Разумеется, местный вождь заподозрил какой-то подвох и послал войско сопровождать чужаков, чтобы не позволить им своевольно занять земли. На этом и строился расчет. Амизак, притаившийся с тремя сотнями конных воинов в ближней низине, обрушился на селение, оставшееся без защитников. Одураченные склавины поворотили коней и поспешили обратно, но тут их настигла конница Мадагая и ударила им в спину.
Резня получилась на славу. Октамис, принимавший участие в штурме селения, поначалу пытался держаться позади Амизака, надеясь осуществить задуманное, однако очень скоро убедился, что ничего у него не получится: зевать и отвлекаться было некогда. Ворвавшись в селение, сколоты оказались в окружении нескольких сотен жителей. Хотя они и не были вооружены, как ратники, в их руках появились рогатины, топоры и колья, которыми они разили нападающих, решив продержаться до возвращения главного воинства. Кроме того, склавинский вождь засел в своем доме с несколькими десятками лучников, и стрелы их не давали возможности приблизиться, чтобы выбить ворота.
Атака захлебнулась. Потеряв многих убитыми, сколоты засели в укрытиях и лишь делали вид, что стремятся в бой, заслоняясь щитами и бестолково перебегая с места на место. Напрасно Амизак надрывал глотку и грозил страшными карами трусам. Наказание было где-то далеко, а смерть – вот она, совсем рядом. Выскакиваешь на открытое место, получаешь стрелу в сердце – и тебя больше нет.
Октамис прикинул, что можно сделать в такой ситуации, соорудил факел, прихватил охапку соломы и полез к тыльной стороне дома, где и стрел летало меньше, и окон было раз-два и обчелся. Там же высилась поленница, вплотную примыкающая к бревенчатому срубу. Поняв его замысел, Амизак послал с ним двух воинов, чтобы те прикрывали юношу щитами. Однако Октамис рассудил, что времени у него нет. Пока они будут пересекать двор, подобно медлительной черепахе в панцире, защитники успеют выставить воинов внизу и перебить всех.
Отказавшись от помощи, он побежал к дровам сам. Тем, кто наблюдал за ним, казалось чудом, что ни одна стрела даже не оцарапала юношу, но он-то знал, что его оберегал сам бог войны. Пока жарко пылала солома и пламенные языки облизывали поленья, Октамис жался к стене, чтобы сверху его не достали из луков. Когда же его попытались ошпарить кипятком, он вовремя отпрянул.
При этом Октамис не забывал яростно рубить щепы и сдирать кору, чтобы подкармливать огонь. Ветер помогал ему. Защитники дома спохватились, да поздно. Сколоты не выпускали их из терема, встречая стрелами каждого, кто отваживался сунуться наружу. Одних перебили во дворе, другие сгорели в пожаре или задохнулись в дыму.
Тем временем сколоты гоняли склавинов по селению и подавляли последние островки сопротивления. Не теряли времени и люди Мадагая. Они рассеяли противников по степи и гонялись за ними, настигая и убивая, словно волки, напавшие на стадо. Спастись от преследования удалось немногим, и, удирая во весь опор, они нахлестывали своих коней так, как будто их преследовали все злые духи земли.
Закопченный, пропахший дымом Октамис приблизился к Амизаку, чтобы поздравить его с победой. В этот миг он был так горд и доволен собой, что забыл все свои черные мысли и обиды. Но вождь напомнил ему об истинном положении вещей. Он встретил Октамиса таким взглядом, как будто видел его впервые.
– Чего тебе? – спросил Амизак холодно. – Зачем явился?
Растерявшись, Октамис повел себя, как мальчишка, застигнутый врасплох, о чем потом жалел до судорог.
– Я? – пробормотал он. – Я…
Он ткнул пальцем в пылающий дом.
– И что? – спросил Амизак. – Ты награду хочешь? Бери все, что приглянется. – Вождь повел рукой, показывая на захваченное селение. – Я победил. Добычи хватит на всех.
Униженный и поникший, Октамис повернулся, чтобы уйти, но был сбит с ног подскакавшим на взмыленном коне Мадагаем.
– Победа! – торжествующе выкрикнул Мадагай. – Мы разбили их! Те, что уцелели, уже не вернутся. Они удрали, даже не озираясь.
Октамис поднялся и, прихрамывая, приблизился к обидчику.
– Странно, что ты это заметил, – произнес он громко и отчетливо. – Потому что ты или слеп, или глаза твои расположены на седалище. Ты не видишь, куда скачешь?
– Это еще что за ничтожество? – презрительно спросил Мадагай, хотя, разумеется, узнал юношу, стоящего перед ним.
– Я не так уж мал, – возразил Октамис. – Во всяком случае побольше тебя буду.
Он не владел собой. Оскорбления, нанесенные ему, были слишком болезненными, чтобы стерпеть их. Но и Мадагай почувствовал себя оскорбленным, тем более что колкости сыпались на него в присутствии многочисленных зрителей, которые собрались возле горящего дома, чтобы полюбоваться пожаром и заодно покрутиться на виду у двух вождей – авось что-нибудь перепадет.
Вытащив плеть из сапога, Мадагай хлестнул Октамиса по лицу. Получилось неожиданно, точно и сильно. Октамис, дернувшись, собрался было ощупать набухавший рубец, но остановился и посмотрел на Амизака:
– Вождь, по закону чужак, поднявший руку на твоего человека, должен лишиться либо руки, либо головы – на выбор.
– Мадагай не чужак, он мой брат, – быстро произнес Амизак.
– Он не принадлежит к нашему племени, – настаивал Октамис. – Если ты не признаешь этого, то я вправе вызвать его на поединок. – Он показал пальцем на того, кого имел в виду. – И убить.
– Нет, – возразил вождь. – Я не отменял запрет на смертоубийство между своими.
– Тогда мы будем бороться. И тот, кто проиграет, должен будет признать свою неправоту. Это справедливо, вождь?