Сын бога войны
Шрифт:
– Что у тебя с рукой? – спросил Амизак, когда Октамис поклонился и застыл перед троном. – Повредил во время борьбы?
– Это было раньше, вождь. На меня…
– Молчи! Ты опозорил не только себя. Ты опозорил меня и мой народ. Вызвал на поединок такого уважаемого человека, как мой брат, а потом показал себя жалким, ничтожным щенком. Не желаю видеть тебя. Сегодня же садись на коня и поезжай в степь. Нас много, и еды нам понадобится много. Найди стадо туров или бизонов – этим заслужишь мое снисхождение. А теперь ступай.
Амизак сделал отстраняющий жест. Это походило
Не поклонившись на прощание, Октамис отправился прямиком к Ястребу, вскочил в седло и поскакал куда глаза глядят. Он едва сдерживал слезы и подставлял лицо холодному ветру, который быстро сушил их.
«Ничего, – говорил себе Октамис. – Мы еще посмотрим, кто из нас хитрее и умнее».
Глава 5. Случай на охоте
Одиночество пошло Октамису на пользу. Он овладел собой, трезво оценил положение дел и твердо решил больше никогда не поддаваться минутным порывам. Не поведи он себя как мальчишка, то не скакал бы теперь по полям один, с туго перевязанной рукой и скудным запасом воды.
С пропитанием трудностей не возникало. В степи хватало птицы и зверя. Вот только стада крупных животных не попадались: они давно поняли, что означает близость людей, и благоразумно удалились от поселения. Лишь на третий день скачки по незаметно расширяющемуся кругу Октамис увидел большое скопление громадных рогатых зверей. Сначала он решил, что перед ним туры, покинувшие лес, который виднелся на горизонте, но рога у быков были значительно меньше и торчали вверх, а не в стороны. Это были бизоны.
– Ну вот, Амизак, – пробормотал Октамис, – скоро ты получишь свое.
Оставалось надеяться, что другим разведчикам пока не удалось обнаружить стада`, пасшиеся ближе к захваченному стойбищу. Были сомнения, но Октамис отбросил их за ненадобностью. Сейчас они только мешали.
Прежде чем поехать к стаду, он достал из колчана несколько стрел, вооружился ножом и сделал глубокие кольцевые надрезы на расстоянии ладони от наконечника. В этих местах стрелы должны были обломиться, чтобы не выдавать себя торчащими оперениями.
Покончив с делом, Октамис пристроил стрелы под рукой и потуже перевязал вывихнутое запястье, чтобы не подвело при стрельбе. Потом поехал к стаду. Он вел Ястреба шагом и удерживал поводья, не позволяя коню мотать головой, чтобы не спугнуть животных. Одинокий всадник не должен был вызвать у них подозрений.
Так и вышло. Правда, быки, охранявшие стадо, выдвинулись вперед, предупреждая пришельца, что дальше его не пропустят. Их было три – все огромные, мощные, но один выглядел настоящим великаном. Холка его была вровень с глазами Октамиса. Живой утес, обтянутый косматой бурой шкурой. Массивная голова угрожающе наклонилась, выставив навстречу Октамису кинжальные рога. Переднее копыто несколько раз ударило в землю, раскидывая комья. Шерсть вожака была столь длинной на шее, что волочилась по траве, когда он пошел навстречу всаднику. Раздался рев. Из разинутой пасти потянулась клейкая зеленая слюна.
Октамис покрепче сжал ногами бока коня, тихо приговаривая,
Стрельба продолжалась достаточно долго. Всякий раз, всадив стрелу в горб того или иного самца, Октамис был вынужден спасаться бегством, а потом некоторое время выжидать на расстоянии, давая троице успокоиться. Преследуя его, они не отбегали слишком далеко от стада, которое охраняли. Каждый из них получил по две стрелы в загривок. Пока они бегали, сшибаясь боками, половина стрел обломилась, как Октамис и рассчитывал. Но наконечники засели глубоко, причиняя бизонам боль и доводя их до такого исступления, что они были готовы бодаться друг с другом, пока их совместная злость не обращалась против человека.
Покончив с делом, Октамис оставил их в покое и поскакал к своим. Вместо того чтобы сразу въехать в селение, он дождался темноты и только тогда явился к Амизаку и доложил, что нашел стадо, находящееся на расстоянии одного дневного перехода.
Вождь, пировавший с братом, удовлетворенно кивнул и указал на Октамиса обглоданной бараньей костью:
– Видишь, Мадагай, он не совсем пропащий. Пригодился все же.
– Но бороться совсем не умеет, – сказал брат, утирая усы, смоченные вином.
Октамис стоял перед ними с застывшей вежливой улыбкой на лице. Он заставил себя слегка согнуть спину в пояснице и придать взгляду выражение заискивающей предупредительности.
– Слабость его кроется не в мышцах, – заметил Амизак. – А вот здесь. – Он постучал себя пальцем по лбу.
Братья засмеялись. Октамис чуточку растянул улыбку, как человек, не понимающий шутки, но желающий смеяться вместе с теми, перед кем он хочет выслужиться.
– Теперь я и сам понимаю, что вел себя неразумно, – виновато произнес он. – Больше этого не повторится. Прости меня, вождь. И ты, Мадагай, не держи на меня зла тоже. Я буду очень стараться, чтобы отныне вы оба были довольны мной.
– Посмотрим, – кивнул Амизак. – Я буду наблюдать за тобой, Октамис. Не допускай новых ошибок.
– Они тебе дорого обойдутся, – добавил брат вождя.
– У меня было время подумать над своим поведением, – смиренно сказал Октамис. – Отныне я другой человек. Можете положиться на меня, вожди. Когда мы выступаем? Боюсь проспать и разгневать вас промедлением.
– Ты поведешь нас к бизонам на рассвете, – решил Амизак. – Мы будем в седлах еще до восхода солнца. Я отдам распоряжение.
Отпущенный отдыхать, Октамис лег на кошме неподалеку от шатра Амизака. Он напряженно смотрел в темноту, и выражение, застывшее в его глазах, совершенно не понравилось бы ни вождю, ни его брату. Он не спал, когда в шатер привели женщин, которые стонали на разные голоса, покуда мужчины гоготали и рычали. Может быть, среди женщин находилась и Янина, хотя Октамис надеялся, что нет. То, что он испытывал, не было ревностью. Он знал, что Янина, называясь женой, является по существу невольницей, рабыней. Ее нельзя было обвинять. Амизак пользовался ею насильно, и скоро этому будет положен конец.