Сын болотной ведьмы
Шрифт:
Глаза Ольвии торжествующе сверкнули.
– Твой папа умер, малыш. Теперь мы всегда будем с тобой вместе.
По щекам Гергиса полились слезы.
– Не плачь! – ему казалось, что она утешает его искренне, но я-то видел: ей едва удается сдержать довольную улыбку. – Твой отец отобрал тебя у меня и не позволял мне видеться с тобой. Но теперь все будет хорошо. Уже все хорошо. Разве ты не рад, что мы вместе?
– Конечно, рад, мама, - Гергис вскочил и обнял ее.
Глаза Ольвии чуть затуманились.
Интересно, коза, что ты чувствуешь, когда тебя обнимает молодой привлекательный мужчина,
И все же – что там написано? Помимо того, что Моран умер?
Я видел глазами Гергиса и одновременно со стороны, но записка ни в один ракурс не попала. Если бы он заглянул в нее. Вряд ли шестилетний мальчик умеет читать, но я-то умею!
– Пойдем, Зеггер, - Ольвия протянула к ворону согнутую руку, и тот сел на ее предплечье. – Я покормлю тебя.
Она вышла во двор, а я заорал мысленно, обращаясь к Гергису:
«Загляни в записку!!!»
Он вздрогнул, посмотрел по сторонам. Я продолжал твердить одно и то же, как заевшая пластинка, снова и снова. Принесенная вороном бумажка осталась лежать на столе. Страдальчески наморщив лоб, Гергис сделал шаг, еще один, наклонился.
«Моран умер, - прочитал я, с трудом разбирая небрежно написанные слова. – Лери пока не догадывается, но она рассказала обо всем Гергису, а тот Вестару. Вестара я приказал убить. От Лери избавлюсь при первой же возможности. Все осложнилось, поэтому тебе придется потерпеть, пока я не женюсь снова».
Твою же мать! Как он узнал насчет Вестара?
Хотя… если тот приехал во дворец, пришел к Кэрригану и заговорил с ним о наших делах, тот сразу смекнул, в чем дело. Как неосторожно, Вестар… Но откуда ему было знать, что это не я? И вот теперь он убит. Единственный, кому я мог доверять. Кроме Лери, конечно. И ей тоже грозит гибель.
Не догадалась? Ну нет, этому я не верил. Скорее, тому, что искусно притворяется. Не могла она не отличить его от меня. Хотя теперь это уже не имело значения. Он убьет ее, и я не в состоянии помешать.
Ольвия вернулась, посадила ворона на скамью и продолжила готовить ужин. Затем накормила Гергиса, поела сама. Убрав со стола, достала перо и чернила и начала что-то писать на обороте записки.
«Подойди, посмотри, что она пишет!» - кричал я Гергису, и он послушался. Встал у нее за плечом, заглянул.
Ольвия сразу же закрыла записку рукой, но я успел прочитать:
«Лери еще может пригодиться. Обвини ее в измене и отправь в Ютрей».
Сложив листок, она спрятала его в медальон и надела ворону на шею.
– Отдыхай, Зеггер. Завтра утром полетишь обратно.
Постояв и подумав, Ольвия достала из шкафчика крохотный пузырек, посмотрела через него на свет и сказала задумчиво:
– Ну что ж, Эллерия, я тебя предупреждала.
Я понял: ее угрозы не были пустыми. Она действительно может навести чары на расстоянии.
«Толкни ее под руку! Сейчас же!!!»
Гергис, с самым глупым видом, приоткрыв рот и часто моргая, боднул ведьму головой под локоть. Пузырек вылетел у нее из руки и упал в очаг. Лопнуло стекло, зашипела жидкость, поплыл по комнате зеленоватый дым с едким запахом. Ольвия отвесила Гергису затрещину, и тот залился слезами, повторяя:
– Прости, мама, прости, я не хотел.
Ее лицо дрогнуло, по нему пробежала тень, и мне вдруг показалось, что это сожаление. Да нет, не может быть, с какой стати? Она-то видела не ребенка, а взрослого мужчину.
Я понимал, что это всего лишь отсрочка. Даже если у ведьмы нет больше зелья, ничто не помешает ей приготовить новое. Но это было единственное, что я мог сделать.
Она вышла в свою комнату, чем-то там пошуршала, вернулась и перебрала сложенные на лавке сухие травы. Пробормотала что-то с досадой, из чего я сделал вывод: по крайней мере, на какое-то время слепота Лери и Марилле не грозит. Но Ютрей… От одного этого названия становилось жутко.
И все же, все же… Оказывается, кое-что я все-таки мог. Хоть и огромным напряжением мысленных сил, мне удалось заставить Гергиса подчиниться моей воле.
Теперь у меня была задача: «приручить» сознание Гергиса-ребенка так, чтобы он меня слушался. Задача непростая, поскольку каждый такой волевой акт требовал огромного напряжения. Но я заметил: с каждым разом внушить ему что-то становится капельку легче.
Вообще это было очень странное ощущение, и объяснить кому-то, как происходит взаимодействие двух сознаний, я вряд ли смог бы. Разве что приблизительно. Сознание ребенка управляло телом мужчины, но воспринимало окружающее именно с позиций мальчика. Мое взрослое я наблюдало со стороны, однако при этом чувства и ощущения маленького Гергиса были мне доступны. Комбо. Стерео. Я понимал, что не смогу совсем перехватить управление телом, но надеялся со временем хотя бы отчасти контролировать его.
К счастью, мое вмешательство Гергиса на пугало. Пожалуй, только в первый раз он не сразу понял, что за сила заставляет его сделать то, о чем он и не думал, и растерялся. Но потом, когда мне удавалось достучаться до него – далеко не сразу, - он послушно исполнял мою волю, не раздумывая, нужно это или нет. Именно это помогло мне сунуть нос в переписку и спасти Лери с Мариллой от слепоты. И я полагал, что пригодится еще не раз. Но на нечто более серьезное пока не рассчитывал.
Например, заставить Гергиса придушить эту гадину во сне и сбежать. Может, и удалось бы, и ему хватило бы сил, но вынудить ребенка убить ту, которую он считает своей матерью? Это было бы уже слишком. А потом? Если чары не развеются? Привести его в Неллис, во дворец? Где окажется похожий на правителя самозванец с сознанием шестилетнего мальчика? Без вариантов – в Ютрее.
Мне оставалось лишь одно. Набраться терпения и ждать перемен. Того, что обстоятельства изменятся. Что откроется еще какая-нибудь возможность, появится новая информация. Ведь и о том, что получится хотя бы отчасти управлять Гергисом, я сначала не подрзревал.
Беспокоила, правда, одна вещь. Эта сучка знала, какой возраст взять для зачарованного сна. Когда Гергису исполнилось шесть лет, его мать умерла. Я не знал, тосковал он по матери или нет, его чувства мне не достались. Ведьма об этом не подозревала. Возможно, у нее ничего и не получилось бы, но так уж совпало, что собственные эмоционально окрашенные воспоминания сыграли со мной злую шутку. Именно в этом возрасте, чуть помладше и чуть постарше, я часто оставался с бабушкой, суровой и скупой на ласку, очень сильно скучая по маме.