Сын болотной ведьмы
Шрифт:
Лери всхлипнула, и я увидел, как слезы потекли по ее щекам, падая крупными каплями на стол. Вестар осторожно погладил ее по волосам.
– Не надо, - она покачала головой.
– Разве я не заслуживаю хоть капли благодарности? – спросил Вестар с горечью.
– Ты же знаешь, что я благодарна тебе, - Лери резко повернулась к нему. – И всегда буду. Но это не та благодарность, которой ты хотел бы. Я полюбила Гергиса вовсе не потому, что он был наследником трона.
– Разве ты помнишь, как было?
– Нет, - вздохнула она. – Я просто знаю. Есть вещи, которые глубже памяти.
Об
– Лучше бы я ничего не знала, Вестар. Что ты делал мне предложение и что я отказала.
– Если б ты не спросила, Лери, я бы и не сказал. Я бы тоже предпочел, чтобы ты и дальше ничего не помнила.
Даже так? Раз об этом не знал я, не знал и Гергис. Видимо, Вестар хорошо скрывал свои чувства, а Лери промолчала, чтобы между мужчинами не возникло смуты. Разумно, не поспоришь.
Повисла долгая и тяжелая пауза, после чего Вестар нашел в полумраке руку Лери, поцеловал кончики пальцев и направился к выходу.
– Прости, - сказал он, остановившись на пороге. – Это была минутная слабость. Больше не повторится.
Дверь за ним закрылась, шаги переместились из коридора в соседнюю комнату, где скрипнула под тяжестью опустившегося на нее тела кровать. Лери продолжала тихо плакать, и снова я мучился от невозможности утешить ее. И все же был рад, что не сбежал, а остался. И как вообще мог сомневаться в ней? Неужели потому, что она была любовницей Кэрригана? Но ведь не по своей же воле, и я дал себе слово, что никогда не упрекну ее этим. И постараюсь не вспоминать.
Прошло еще немало времени, прежде чем Лери встала, умыла лицо над деревянной лоханью, сняла платье и забралась под одеяло. Но я успел разглядеть в полумраке очертания ее груди под тонкой рубашкой – и вспомнить тот вечер, когда раздевал ее. Хотелось остаться с ней до утра, смотреть, как она спит. Но это было слишком тяжело. К тому же хватало и других мест, где я хотел бы побывать этой ночью.
Однако у меня ничего не вышло. Я не смог попасть ни туда, где люди Вестара стерегли Ольвию, ни во дворец в Неллисе, ни в тюрьму, куда должны были отправить Кэрригана. Может, я мог перемещаться только в те места, которые уже видел и знал – сам, а не благодаря памяти Гергиса? Но мне и город этот был незнаком. Тогда, выходит, мое сознание могло оказаться лишь рядом с Лери, поскольку мы связаны и чувствами, и мыслями, и телесно.
А как насчет Мариллы?
Не успел я додумать до конца эту мысль, как оказался в доме Рейны, в крохотной комнатке, где спали девочки. В маленькое окошко заглядывала луна, и я хорошо мог разглядеть Мариллу, которая лежала на спине, сжав кулачки и нахмурив светлые бровки. Поскольку утром она должна была отравиться в Неллис вместе с кормилицей и остальными детьми, в замок ее не забрали.
Полюбовавшись на спящую дочь, я вернулся к Гергису и подумал, что тот сейчас тоже словно мой ребенок, за которым могу лишь наблюдать, чтобы при необходимости запретить что-то или, наоборот, заставить сделать.
Теперь мне не нужен был сон. Это хоть и дало возможность быть рядом с Лери или Мариллой, несло в себе определенные неудобства. Они спали, а я мог лишь смотреть на них и думать. Слишком много времени для переливания мыслей из пустого в порожнего. И хоть бы что-нибудь дельное пришло в виртуальную голову.
Поможет ли медальон Лери моему взрослому сознанию вернуться в тело, отправив мальчика Гергиса в темные глубины, где он будет спать беспробудным сном? А если нет, может, хотя бы подбросит какую-нибудь полезную мысль?
Дорога в Неллис показалась мне адом.
Когда ведьма увела Гергиса с постоялого двора, он прекрасно ехал верхом, но сейчас наотрез отказался садиться на коня. В карете сначала с интересом смотрел в окно и расспрашивал Сагириса обо всем, что видел, затем принялся капризничать и без конца твердить, что устал. Слуга стоически терпел, но я мог представить, насколько утомительным было это нытье взрослого мужчины, ведущего себя как ребенок.
Три дня пути тянулись, как месяц. Ночью, когда Гергис засыпал, я навещал Лери и Мариллу – просто чтобы взглянуть на них и заполнить бесконечные ночные часы. Хотелось поскорее добраться до столицы. И не только потому, что тяжелая дорога останется позади. Постепенно зрела надежда - вдруг в Неллисе что-то изменится, придет какое-то решение. Надежда эта была смутной и ни на чем не основанной, но я цеплялся за нее из последних сил.
Я знал дворец лишь по воспоминаниям Гергиса, а он сам не помнил ничего и озирался по сторонам с изумлением так же, как в замке. Нет, даже с еще большим, учитывая, что дворец оказался на порядок роскошнее Оддена. После пышной церемонии встречи, которая бедного парня напугала и утомила, его сдали в руки моему Цинтасу, и тот повел Гергиса в личные покои.
– А вы кто? Тоже мой слуга? – с чисто детской непосредственностью поинтересовался тот.
– Да, господин. Меня зовут Цинтас. Сагирис завтра вернется в Одден, а я буду помогать вам. Я служу у вас уже почти десять лет. И вы должны говорить мне «ты».
– Десять?! – изумился Гергис. – Как это? Ведь мне всего… я не помню. Но точно не десять.
Интересно, кто-нибудь рискнет рассказать ему правду? Словно услышав мои мысли, Цинтас плотно закрыл дверь в спальню, вдохнул поглубже и начал:
– Господин, выслушайте меня. Вам кажется, что вы маленький мальчик, но это не так.
– Не так? – плюхнувшись на край кровати, вытаращил глаза Гергис. – А как? Кто я?
– Вы взрослый мужчина. Вам двадцать семь лет. И вы законный правитель нашей страны.
– Нет. Вы… ты меня обманываешь, Цинтас. Скажи лучше, где моя мама?
– Ваша мать умерла, господин. Мне очень жаль, но это так. И это случилось давно. Двадцать один год назад.
– Нет! – Гергис вскочил, и на его глаза мгновенно навернулись слезы. – Ты все врешь!
– Прошу вас, господин, послушайте меня…
Но мальчишка ничего не желал слушать.
– Ты врешь! – твердил он сквозь всхлипы. – Мама не умерла. Она приехала за мной и забрала с собой. И мы жили в доме на болоте. Пока не пришли какие-то люди. Они увели ее, а меня оставили. Дом сгорел, и я ушел в деревню. И жил у Рейны. А потом меня привели в замок. И увезли сюда. Сказали, что мама здесь.