Сын Чернобога
Шрифт:
Воевода Олег встретил гостей настороженно. Кривичам он не доверял, и для этого у него было достаточно причин. Но к столу он их позвал и заздравную чашу поднес, как это положено обычаем. Боярин Стемир с удивлением отметил, что молодой франк сильно изменился за последний месяц. От прежнего весельчака, потешавшего смолян петушиными боями, не осталось практически ничего. Ныне перед боярами сидел сильный муж, годный и для рати, и для совета. Зеленые глаза его холодно смотрели на кривичей, но вражды в этих глазах не было. Похоже, воевода еще не решил, как ему относиться к
– Князь Градимир признал своим чадо, еще не рожденное Милорадой, и о том мы намерены объявить ныне же на вече всем смолянам, – начал с главного Стемир. – За этим мы к нему и ходили.
– Добро, – кивнул головой воевода. – Я со своей стороны готов обещать и боярам, и простым кривичам, что мешаться в ваши дела не буду. Пока ребенок, рожденный Милорадой, не войдет в возраст, вершить суд на земле кривичей должны ближние бояре, как это и положено обычаем. Согласны ли вы, Стемир и Гостевид, взвалить сию тяжкую ношу на себя?
– Так затем и пришли, – прокашлялся Гостевид.
– Значит, так тому и быть, бояре. И еще одно Условие, но уже не мое, а великого князя Воислава Рерика: не платить дани ни Итилю, ни Киеву, а платить Новгороду. За это великий князь берет на себя заботу об охране ваших земель.
Бояре переглянулись. Конечно, будь князь Градимир в силе, можно было бы и возразить франку, но в нынешних условиях, когда в Смоленске князя считай что и вовсе нет, возражать Воиславу Рерику глупо. Его покровительство было выгодно смоленским боярам, оно спасало их от посягательств беспокойных волостных князей и давало возможность избежать смуты.
– У нас нет возражений, воевода, но есть сомнения, – осторожно начал боярин Гостевид. – Великий князь Новгородский далеко не молод, а наследника у него нет. Слышал я, что сестра твоя Ефанда является нареченной Воислава Рерика, и пришла, видимо, пора заключить этот брак. Страшно подумать, какая междоусобица разразится на землях ильменских словен в случае несчастья с великим князем и как это отзовется на нашей земле. А ведь и брат КНЯЗЯ Воислава князь Сивар тоже немолод и тоже бездетен. Все это порождает смущение в умах. Пойми нас правильно, воевода. Кривицкая земля с уходом князя Градимира осиротеет. На землях радимичей правит совсем юный князь. У великого князя Дира и его соправителя Аскольда со смертью княжича Герлава тоже не осталась наследников. Пришла пора задуматься о будущем всех славянских земель, иначе всех нас ждут нелегкие времена. Если ты не будешь возражать, то мы, смоляне, к договору, заключаемому с великим князем Воиславом Рериком, приложим не условие, но пожелание видеть на великом столе рядом с князем княгиню Ефанду.
Воевода Олег долго молчал, с интересом изучая рисунок на своей ладони, наконец он поднял голову и произнес:
– Это разумный совет, бояре. Думаю, князь Воислав прислушается к мнению мудрых людей.
Осташа поразил город, по воле великого князя Рерика возникший на берегу Волхова всего за несколько лет. Рерик, обиженный на ладожан, не пожалел денег на строительство, в чем его горячо поддержали приильменские роды, неожиданно для себя получившие первенство над ладожанами. И населением, и площадью новый город уже почти сравнялся с Ладогой, у которой отобрал не только первенство, но и название. Именно Ладогу во времена Буривоя и Гостомысла называли Новгородом в пику старым варяжским городам, но ныне у Ладоги появился соперник, опасный не столько своими размерами, сколько влиянием в Приильменье и по всей Руси, которое увеличивалось с каждым годом, с каждым днем.
Князь Воислав повелел, чтобы построенный им город называли Великим Новгородом в отличие от того, старого Новгорода, который теперь именовали просто Ладогой. Сам же князь вместе с ближними воеводами и старшими гридями разместился в городце, обнесенном высокой стеной, который окрестные жители называли Рериковым по имени владельца. Этот городец очень напоминал замки, которые Осташ видел в империи франков и в варяжских землях. Впрочем, и восточно-славянские городцы мало чем отличались от фряжских и варяжских.
Кудесника бога Велеса, прибывшего в землю ильменских словен в окружении свиты из боготуров и волхвов, в Рериковом городце приняли с почетом, но сам великий князь встречать их не вышел, выслав навстречу Осташу своего младшего брата Сивара. Князь Сивар, сильно сдавший после смерти Трувара, потерял, казалось, и словоохотливость, и веселый нрав, присущий ему от рождения. Обнявшись с Осташем и боготуром Драгутином, он поприветствовал остальных гостей взмахом руки и пригласил всех в терем, ставленный все-таки славянским, а не фряжским рядом.
– Кончается наше время, Осташ, – вздохнул Сивар, пропуская кудесника вперед.
– Время, может, и кончается, князь, но дела только разворачиваются, и негоже бросать их на полпути.
– Так ведь это не от нас зависит, а от богов, – с грустной усмешкой отозвался Сивар.
– Сила богов действительно значит много, но и люди не должны опускать руки до той самой поры, когда пробьет их последний час в нашем мире.
– Для Трувара он уже пробил.
– Да будет ровной и прямой его дорога в страну света, – спокойно сказал Осташ. – Почетное место там он заслужил и жизнью своей, и смертью. Где великий князь?
– Воислав прихворнул.
– Душой прихворнул или телом? – спросил Осташ.
– Да уж скорее душой.
Все прибывшие волхвы и боготуры сели за столы вперемешку с варягами, а в ложницу к князю Воиславу поднялся только кудесник. Рерик лежал на спине, закинув за голову могучие руки. Увидев его, Осташ вздрогнул. Волосы князя, прежде темно-русые, теперь стали белее снега, и только черные усы еще резче выделялись на гладком, без единой морщины лице. Воиславу было уже за шестьдесят, но время щадило его до поры, видимо, только для того, чтобы в один далеко не прекрасный миг взять все сполна. Князь надломился духом после божьего суда, и это могло быть началом конца.
– Я убил сына, Осташ, и этим сказано все.
– Бек Богумил выполнил свое предназначение на земле, а ты, князь Воислав, – свое, – сказал Осташ, присаживаясь на край ложа. – Такова была воля богов.
– Я не узнал его…
– А если бы узнал, то что? – спросил кудесник. – Бросил бы меч? Изменил клятве, данной богу Световиду? Сошел бы с круга и отрекся от пути, предназначенного тебе небом?
– Никто не знает своего предназначения, кудесник, – глухо отозвался Воислав. – Ни ты, ни я. А слова – это только слова. Они не стоят пролитой крови.