Сын детей тропы
Шрифт:
Но Раоха-Ур однажды плыла за ним. По неспокойной реке под чёрным холмом, под слезами Одноглазого — лишь для того, чтобы слабое и глупое дитя прожило ещё сколько-то. Ей было это нужно. Ради чего?
Нептица подошла к телам, обнюхала, поддела лапой.
— Нужно их убрать, — сказал Шогол-Ву вместо ответа. — Нельзя оставлять так.
Дочь леса поднялась.
— Я сам.
— Я не боюсь мёртвых, — сказала она. — Только живых. Так почему ты остался, сын детей тропы? Что держало вместе тебя и сына полей, сейчас, во
— Пойду. Я должен найти спутника. У нас уговор, я выполню свою часть и получу награду.
Нептица вцепилась клювом в рукоять остроги, потянула. Тело дёрнулось.
Дочь леса взяла моток верёвки, брошенный на одной из бочек, и села рядом с мертвецами. Погладила нептицу по лбу. Та зажмурилась довольно и подставила щёку, чтобы почесали.
— Мёртвые просыпаются, — сказал Шогол-Ву. — Должно быть, из-за того, что Свартин нарушил клятву. Он попрал и слово, данное вашему племени много жизней назад. Будь осторожна, дочь леса. Нужно что-то сделать, чтобы и эти не встали.
— Не встанут.
Она указала нептице на выход, похлопала рукой по светлому боку. Зверь нехотя послушал.
Дочь леса принялась обматывать верёвкой ноги мертвеца.
— Свартин причинил много зла, — сказала она через плечо. — Если ты помогаешь сыну полей, может, после поможешь и мне? Тебя наградят щедро.
— Чего ты хочешь, дочь леса? Вернуть своих рогачей?
— Это первое. Второе — я иду к Свартину. Я должна поговорить с ним так, чтобы никто не помешал. Ты поможешь мне, сын детей тропы?
— Я не смогу.
Дева обернулась.
— Но почему? — воскликнула она. — Разве ты сам не хочешь отплатить ему за всё?
— Свартин отправился к ушам богов.
Ноги мертвеца упали, гулко стукнувшись о порог.
— Ушёл!.. Когда? Ты знаешь, на каком упокоище его тело?
— Одноглазый с тех пор приходил трижды. Может, больше. Мне было не до счёта. И где его тело, я не знаю.
— Нужно узнать.
— Зачем тебе его тело, дочь леса?
Она промолчала, опять взялась за верёвку. Затянула узел, второй. Поднялась и сказала медленно, раздумывая над каждым словом:
— Ты ничего не обещал мне, сын детей тропы. И я ничего о тебе не знаю. Есть то, о чём не скажешь первому встречному. Просто знай: то, что я делаю, я делаю не ради себя.
— Я уже расплатился за то, что дал клятву человеку и мало спрашивал о деле. Мы можем дойти до Взгорья, дальше иди своим путём. Где зарыли Свартина, ты легко узнаешь сама.
Дочь леса поджала искусанные губы, ещё недолго поглядела сверху вниз и шагнула за порог. Потянула за верёвку, пытаясь сдвинуть мертвеца.
Шогол-Ву поднялся, чтобы помочь.
Они подманили рогача, напуганного, храпящего. Набросили верёвку на шею, и зверь потащил тело, прядая ушами и оглядываясь тревожно. На холме за первыми кустарниками — далеко не пошли — вырыли неглубокую
Копали по очереди.
— Тебя не удивляют ожившие мертвецы, — сказал Шогол-Ву.
Он сидел, привалившись к тонкой белостволке, и тяжело дышал, роняя слова между выдохами и вдохами.
— Ты знаешь о них. Что ты знаешь, дочь леса?
— Это зло пошло от Свартина. И я могу остановить... я хочу остановить его.
Она умолкла, навалившись на черенок всем телом.
Нептица сунулась ближе, пригляделась, клюнула блестящий край лопаты. Отойдя на шаг, принялась рыть землю, и комья полетели во все стороны.
— Почему они встают? Как ты знаешь, что эти не встанут?
— Не смогут, раз Свартин далеко. Как он умер, убил себя?
— Ему помогли уйти. Так на нём проклятие?
Дочь леса помолчала.
— Проклятие, — ответила она чуть погодя.
— И теперь, когда он отправился к ушам богов, проклятие исчезло? Зачем тебе его тело?
Дева помедлила и сказала негромко, с болью:
— Есть поступки, для искупления которых смерти мало. Может, тот, кто его убил, думал, что так всё остановит. Но люди не разбираются в этом, а прийти к нам никто не подумал. Будет только хуже, сын детей тропы.
Воткнув лопату в землю, она повела рукой и продолжила, будто говорила давно заученные слова:
— Разольются реки, и море бросится на берег. Свора бешеных ветров разлетится, ломая стволы вечников, как тонкие стебли, и нигде не будет убежища. С холма потекут кровь и огонь. Трёхрукий пойдёт по земле и проследит, чтобы никто не спасся. Спящие боги проснутся и разрушат мир.
— Спящие боги?
— Вы ничего не помните, дети тропы, как не помнят и люди. Поклоняетесь каменным идолам, но боги спят. Много жизней спят они в Шепчущем лесу. Вы зовёте его Запретным, но уже забыли, почему.
Она перевела дыхание.
— Боги спят. Они отдали этот мир нам, всем нам, и приказали хранить. Мы не сохранили, посеяли раздор, а раз нам не хватило мудрости, боги отнимут свой дар. Этого мира скоро не станет, сын детей тропы, если ничего не сделать.
— Если твоё племя знает, что делать, почему ты здесь одна?
Дочь леса закусила губы.
— Одни не верят, что боги проснутся, — с досадой сказала она. — Другим всё равно, пусть даже мира не станет, и их самих заодно. Третьи... те струсили. Есть и те, кто верит, что боги накажут по справедливости — но здесь ни для кого не осталось справедливости, мы все виновны!
— Я тоже не верю. Боги не могут спать.
— Ты ещё увидишь, — только и сказала дочь леса. — Ты увидишь! Только будет поздно.
Дальше трудились молча. Уложили тело, притащили второе, засыпали, утоптали. Шогол-Ву перекатил три камня, осторожно перенёс на лопате пласты земли с сухой травой, добавил мха. Догадаться, что место потревожено, можно было, только если приглядеться.