Сын детей тропы
Шрифт:
— Я не смогу отдать тебе рогача.
— Да ты подумай ещё, время есть, пока едем. Или я только своё дело проворачиваю, а ты как хочешь, или рогачей увожу, но одним расплатишься.
Дочь леса промолчала.
— Я бы никому другому и помогать не взялся, — сказал человек. — Я просто, ну, лес ваш... Бывал там с тётушкой, так что вроде как и свой. Другие вас боятся, а я не боюсь.
— Если ты тот, кто падал в реку, то приходил ты без разрешения. И ты нам не свой. Тебя отпустили
— Ой, нос драть ещё будешь!.. Сама тогда выводи своих рогачей, поняла? Или возьму их, а тебе ни одного, и что ты сделаешь?
Дочь леса примолкла, раздумывая.
— Будь по-твоему, — сказала она. — Ты выводишь рогачей, и клянись, что одного отдашь мне. Второй будет твоим, если сумеешь его взять.
— Что значит «если сумеешь»? — насторожился человек. — Он дикий? Бешеный?
— Пугливый.
— Ну, это ладно, и не с такими справлялся! По рукам.
— Слово даёшь?
— Даю, даю. Один твой, второй мой.
— Если сумеешь взять.
— Да сумею я, сумею! А двоих-то чего брала, одного мало показалось?
— Они не могут друг без друга.
— Ну, придётся им научиться, — хохотнул человек.
Они привязали рогачей к тонкому дереву за околицей. Взгорье засыпало, лишь кое-где тускло светились окна. Сонно брехнул пёс — никого не почуял, так, для порядка.
— Вот не знаю, — сказал человек, — и помощь нужна, и тащить тебя с собой не хочется. Свалишься, чего доброго... Ладно, начнём с рогачей. Где?
— У дома старосты.
Человек присвистнул.
— Лихо! Там и приглядывают хорошо, должно быть. У старосты — это, значит, он на твоих рогачей позарился или сам Вольд?
— Вольд, — сказала лесная дева голосом холодным, как речной ветер. — Я приехала... я хотела помочь, но слушать он не стал. Он...
— Всё, всё, молчи. Что надо, я понял.
Человек потянул из мешка верёвку.
— Так, эту тварь привязывай тоже, — сказал он запятнанному, кивая на нептицу. — Нам шума не нужно. Тихо пришли, тихо ушли. Рогачей твоих как узнать?
— Брока светлый, на лбу пятно, второе у глаза. Один рог обломан наполовину. Гаэр белый, как туман. Он пугливый, а Брока лакомка. Найдёшь, чем угостить, и он пойдёт за тобой. Может, я сама...
— Ты здесь остаёшься. Кто, по-твоему, приглядит за этими вот? Так пугливый, значит, белый. Ох и отвалят за него, если Радде сбыть сумеет!..
Человек потёр ладони.
— И ты, глупая, с таким зверем сунулась! Ясно, что у тебя его отняли быстрее, чем рот открыть успела. Ну, стой тут. Твоя забота, чтобы звери шум не подняли и эта вот не вырвалась. А ты — за мной!
Они добрались до первых домов, пошли кругом. Староста жил на пригорке. Крепкая изгородь ограждала
Из хлева донеслось короткое мычание. Пёс насторожился, поднял уши. Звук повторился, и пёс брехнул.
— А ну цыть! — прикрикнул сторож от крыльца. — Только жрут и воют, у-у, твари!
Пёс оглянулся на него и тявкнул ещё раз. Сторож привстал, топнул ногой, и пёс, поджав хвост, отбежал.
Второй поднял голову и снова опустил.
— Так, слушай, — зашептал запятнанному спутник. — На, держи верёвку. Я этих отвлеку, вон калитка, откроешь. Дальше дуй в хлев. Рогачей находишь, сразу путай им морды, чтоб молчали, и тяни наружу. Времени будет немного, я постараюсь выгадать, но как повезёт. Двери не бросай нараспашку, чтобы не сразу поняли, что тут кто-то был. Выведешь, меня не жди, к этой иди. И готовьтесь. Я когда вернусь, может, нужно будет убираться быстро. Всё понял?
Шогол-Ву кивнул.
— И ещё, знаешь, белого первым выводи. Второго не успеешь если, не беда, а белый уже наш, и нам он нужен. Если продадим, тебе с него половина золотой достанется. Понял?
Шогол-Ву кивнул ещё раз.
Человек молча сунул ему верёвку, пригнувшись, двинул в сторону и пропал в тенях.
Вскоре за амбаром взвыла рыжуха, нагло и протяжно. Пёс, залаяв, бросился туда. Второй поднял голову.
— Этого не хватало! — с досадой произнёс охранник. — Куда, дурень? Цыть!
Рыжуха зашипела и снова завыла прерывисто, будто насмехаясь. Донеслось рычание пса, он заскулил и умолк.
— Эт-то ещё что? — сказал охранник, поднимаясь.
Он взял фонарь, свистнул второго пса и пошёл за амбар. Рыжуха вновь закричала, теперь как будто дальше.
Шогол-Ву дождался, пока сторож уйдёт, открыл калитку и заспешил к хлеву. Нырнул туда, в душную темноту, и постоял, привыкая. В узкое высокое окно глядел Одноглазый, света было мало, но вскоре запятнанный увидел рогачей.
Их держали в стойле, тесном даже для одного. Рогачи кивали головами. Один что-то жевал. Тут же похрюкивали свиньи.
Шогол-Ву подошёл, разматывая верёвку. Набросил петлю на морду, но рогач тряхнул головой, и петля слетела. Сжав зубы, он попробовал ещё раз, но теперь рогач совсем не дался, отвернулся.
Спина болела, и руки не слушались. Шогол-Ву опёрся на высокую дверку. Нужно было спешить, но десять ударов сердца он просто стоял и дышал.
Решившись, он отвёл задвижку. Потянулся к шее пятнистого рогача, думая взять его на повод первым, и застыл.
У рогачей на двоих было одно тело.