Сын графа Монте-Кристо
Шрифт:
— Дожидайся! — проскрежетал Бенедетто. — Мои тайны знать хочешь, а про свои молчишь?
— Дурак,— улыбнулся Ансельмо,— пойми же, наконец, что без меня тебе миллиона не видать как своих ушей, поэтому брось-ка свои глупости и говори все.
— Моя судьба в твоих руках, конечно,— проворчал Бенедетто,— и, пожалуй, я расскажу тебе, в чем тут дело. Но ты все-таки должен заслужить свою долю.
— Я не так глуп, чтобы считать, что жареные голуби полетят мне прямо в рот,— прервал его Ансельмо, смеясь,— но прежде всего я должен знать, какое право ты имеешь на этот миллион.
— Такое право,— быстро ответил Бенедетто,— что если он ускользнет от меня, я буду считать себя ограбленным!
— В самом деле? Но кто же может ограбить тебя?
— Женщина!
— Так я и думал. Та самая, что прислала тебе записку?
— Та самая.
— И ты должен быть свободен именно 24-го?
— Да, 25-го деньги будут потеряны безвозвратно.
— Гм, это было бы неприятно. Придется принимать срочные меры!
— Какие меры? Узнаю ли я, наконец, как ты нас освободишь?
Ансельмо внимательно осмотрелся — надсмотрщики дремали по углам, а каторжники, не работавшие по случаю воскресного дня, забавлялись с крысой, весело бегавшей между ними и проделывавшей свои трюки.
— Сейчас покажу нашего избавителя,— шепнул Ансельмо и свистнул. Крыса тотчас же прибежала к своему господину и по его ноге взобралась на грудь. Ансельмо взял зверька, положил на спину и из густой шерсти на брюшке вытащил маленький и весьма острый стальной инструмент.
Бенедетто слабо вскрикнул. Ансельмо же повертел перед его глазами маленькую и узкую складную пилку.
— Ну, веришь ты мне теперь? — с торжеством спросил бывший священник.— Надсмотрщики называют нашего грызуна крысой, а я называю его «несессером».
Бенедетто весело засмеялся, Ансельмо же спрятал пилку в густой шерсти зверька, и крыса убежала.
— Теперь я убедился,— сказал Бенедетто с глубоким вздохом облегчения,— и расскажу тебе, как я хочу достать миллион. Сюда 24-го придет женщина.
— Это верно?
— Совершенно верно. У этой женщины в руках будет миллион, который 25-го она передаст другим лицам!
— Ты шутишь — неужели она собирается подарить эти деньги?
— Она имеет такое намерение, но мы воспрепятствуем этому, — решительно ответил Бенедетто.
— Кто же должен получить этот миллион?
— Конечно же, церковь. Понимаешь теперь, почему 24-го я должен быть свободен: чтобы проследить за женщиной и отнять у нее эти деньги.
— Понимаю. Кто же эта женщина?
Бенедетто пожал плечами:
— Об этом не заботься. Это неважно,— уклончиво ответил он.
— Это твоя бывшая любовница?
— Нет.
— Родственница?
— Нет.
— Хорошо, храни эту тайну, скажи только еще одно: дело дойдет до ножа?
— Как! Что это значит?
— Ну, не притворяйся таким невинным. Как я предполагаю, женщина не предложит тебе миллиона, предназначенного для церкви: тебе придется взять его силой, и если она окажет сопротивление…
Он окончил фразу выразительным жестом, и Бенедетто смертельно побледнел, но стиснул губы и грубо произнес:
— Что будет, то будет!
— Хорошо, это мне нравится… Но посмотри, к нашему понтону идет какая-то дама под руку с мужчиной и в сопровождении нескольких высших чиновников при галерах. Уж не твоя ли это миллионерша?
Бенедетто посмотрел в указанном направлении и действительно увидел даму с мужчиной и группу чиновников. Корсиканец прошептал проклятие и сделал движение, как будто хотел броситься на посетителей.
— Ну, ты, рыжая голова,— крикнул надсмотрщик, ударив Бенедетто палкой по спине.— Лететь, что ли, собираешься?
Бенедетто в ярости заскрежетал зубами — он узнал женщину. Это была Валентина. Он охотно свернул бы ей шею, как члену ненавистной семьи Вильфоров, но палка надсмотрщика напомнила ему его место и настоящее положение. Он узнал также и Морреля, которого видел в Отейле у графа Монте-Кристо, и вид молодого человека усилил его гнев. Он был уверен, что они пришли издеваться над его позором, и окончательно убедился в этом, когда по знаку инспектора его вместе с Ансельмо подвели к посетителям.
— И меня тоже туда же ведут, с боку припеку,— пошутил Ансельмо, потрясая цепью и весело поглядывая на надсмотрщиков, которые кивали ему головой.— Не дури, молодчик,— шепнул Ансельмо товарищу, — ты точно всех хочешь съесть глазами.
— Я хотел бы передушить их, но успокойся, я буду благоразумен!
— Кого из вас зовут Бенедетто? — сурово спросил инспектор, обращаясь к каторжникам.
— Меня,— смиренно ответил бывший граф Кавальканти.
— Тебя хотят видеть, следуй за мной, но не произноси ни слова, если не хочешь попасть в карцер.
Бенедетто молча поклонился и минуту спустя стоял рядом с Ансельмо перед Валентиной.
Молодая девушка затрепетала при виде того, кого она считала своим братом, но овладела собой и кротко произнесла:
— Милостивый государь, господин де Вильфор умер!
Глаза Бенедетто засверкали, и сердце его забилось дикой радостью при известии о смерти ненавистного ему человека.
— В последнюю минуту,— дрожащим голосом продолжала Валентина,— он вспомнил о вас, и правительство, уважив просьбу умирающего, уполномочило меня передать вам привет вашего отца и обещание облегчить вашу участь. С сегодняшнего дня вы избавлены от двойной цепи, и если будете себя хорошо вести, то можете надеяться и на большие милости. Прощайте, да хранит вас Бог!