Сын графа Монте-Кристо
Шрифт:
Кукушка согласился с этим, поставив, однако, условием определить его в один из африканских полков.
Мать не возражала против этого. Полк, носивший нелестное название — «шакалы», готовился к отправке в Алжир, и таким образом Кукушка стал «шакалом».
При прощании у матери все-таки заныло сердце, но сын ее утешил:
— Не грусти, матушка,— сказал он убедительно,— там, на войне, я себя прославлю, и когда ты прочтешь в газетах о моих подвигах, то будешь гордиться мной.
Мать засмеялась сквозь слезы и на последние гроши купила очки, чтобы прочитать об обещанных сыном подвигах. Добрая женщина, как и многие другие.люди, полагала, что очки помогут ей в ее безграмотности, но так в ожидании и умерла. Но на первых порах, впрочем, Кукушка и не имел случая отличиться…
В 1843 году зуавский полк, в котором служил Кукушка, произвел под начальством генерала Ковеньяка набег на каннибалов в Бени-Джаад, напал на них в горном ущелье и почти поголовно уничтожил.
Между немногими, ускользнувшими от неприятеля, был и шейх Сиди бен-Абед. Непостижимым образом исчез он со своими людьми и спрятался в подземной пещере. Когда зуавы отступили, Кукушка объявил, что останется и отыщет каннибалов.
— Они убьют тебя! — предостерегали его товарищи.
— Идите вы к черту! Я не испугаюсь самого сатаны,— ответил Кукушка, смеясь, и быстро скрылся.
Товарищи думали, что он наверняка погибнет, но, ко всеобщему удивлению, спустя четверть часа Кукушка вылез из пещеры, волоча за собой шейха, крепко ухватив его за длинную бороду. Шейх был вооружен с ног до головы, тем не менее Кукушка его одолел. В схватке с шейхом, в которой тот поплатился свободой и половиной бороды, сам зуав не получил ни одной царапины. Полгода спустя другой кабил своей саблей-ятаганом немного «поласкал» Кукушку, оставив на память упомянутый выше шрам. Вовремя подоспевшие товарищи остановили операцию, и через месяц Кукушка вполне оправился после нечаянного кровопускания.
Каким образом сержант попал в домик старика Дантеса, мы узнаем впоследствии. В данную минуту упорное молчание Мерседес было ему сильно не по нутру, и он вздохнул свободнее, когда отворилась дверь, на плечо Мерседес легла маленькая нежная ручка, и кто-то сказал мелодичным голосом:
— Здравствуй, милая мама!
18. Мисс Клари
Мерседес вздрогнула от неожиданности, хотя пугаться было нечего. Мисс Клари Эллис, так звали вошедшую восемнадцатилетнюю девушку, со своими -пепельными волосами, темно-синими глазами, свежими губами и розовыми щечками была очень мила.
Сержант почтительно отступил, а Мерседес нежно приветствовала девушку:
— Здравствуй, милочка, моя вечно веселая и прелестная крошка!
— А ты все грустишь, в твоих глазах опять слезы. Лучше посмотри на меня — я больна, чуть не чахоточная. Мне больше пристало жаловаться на судьбу!
— Я жду,— грустно ответила Мерседес.— Сегодня он, наверное, приедет, если только жив.
— Кто же этот современный герой, которого ты ждешь, мамочка?
— Не смейся надо мной,— серьезным тоном сказала Мерседес.— Он верный помощник в горе, и я почти молюсь на него. Объясни мне лучше, с чего это ты сегодня вспомнила обо мне? Пожалуй, тут замешано любопытство.
— Неблагодарная! Разве я когда-нибудь тебя забывала? Но если ты такая серьезная…
— Нет, Клари, я только грущу, иногда, правда, прихожу в отчаяние.
— В отчаяние? Что ты этим хочешь сказать? — с упреком спросила молодая англичанка.
— Если бы ты, подобно мне, лишилась на свете всего, тогда поняла бы меня,— кротко ответила Мерседес.— Вокруг меня погибло все, но у меня оставался сын — мое последнее утешение! Он покинул меня, и теперь весь свет кажется мне мрачной могилой, и если нам не суждено снова встретиться…
— Но, сударыня,— резко перебил ее Кукушка,— не стоит говорить так! Кто сказал вам, что вы больше не увидите моего доброго капитана? Извините меня за резкость, но — мой капитан не даст себя проглотить, как устрицу, какому-нибудь негодяю-кабилу, он всегда держится храбрецом. Хоть бы он сквозь землю провалился — я разыщу его! Я…
— Вы молодец, сержант! — весело воскликнула Клари и затем обратилась к Мерседес.
— Никогда не надо поддаваться отчаянию, мама! С малых лет меня постоянно оплакивали: «Ах, бедное дитя, смерть в таком раннем возрасте! Это ужасно! Надо ее отправить на юг!» Так говорили и отец, и мой брат, меня заставили подписать целую кипу документов, чтобы оградить себя от хлопот в случае моей смерти! На что мне состояние — они меня заживо хоронили!
Клари повернулась на каблуках и громко захохотала.
Три месяца назад мисс Клари Эллис вместе с гувернанткой-француженкой, вдовой жандармского офицера, поселилась в Ницце. Госпожа Караман, которую Клари называла просто мамашей Караман, отличалась завидным здоровьем; воспитанница же ее, по мнению лучших английских врачей, была обречена на верную смерть. Молодую девушку, которая, как все люди, иногда покашливала, признали чахоточной, неизлечимо больной и послали в Ниццу — рай для всех страдающих грудью. Там-то и поселилась она со своей гувернанткой.
Лорд Эллис, отец Клари, унаследовал после родителей довольно значительное состояние, которое вскоре, впрочем, прокутил, и его сыну, сэру Эдуарду, достался бы после отца лишь титул. Но вдруг внезапно в Индии умерла тетка маленькой сестры сэра Эдуарда, мисс Клари Эллис, и оставила племяннице огромное состояние. С этого дня лорд Эллис стал с большим вниманием относиться к дочери.
С восьми лет Клари жила в каком-то полуреальном мире фантазий — так воспитали ее эксцентричные гувернантки; девочка развилась не по годам рано, чему также немало способствовали обожаемые ею книги. Клари тайно завидовала героям Байрона и Ламартина, а ее настольной книгой стали «Страдания молодого Вертера». Юная мечтательница была твердо убеждена в том, что лучше всего на свете — это умереть так, как умерла Мария Бомарше.
Опасный кашель, которому она восторженно обрадовалась, показался ей предвестником скорого избавления. Закутанная в пледы и одеяла, она целые дни проводила в постели. Отсутствие движения и искусственно вызванные расстройства нервной системы довели ее до настоящей болезни. Легкие девушки не могли свободно дышать — этому мешали различные ортопедические приспособления, необходимые, по мнению врачей, для поддержки ее «слабой спины».
Лорд Эллис с твердостью покорился судьбе, которая так преждевременно разлучала его с дочерью. Он очень жалел о том, что сама Клари не могла воспользоваться своим состоянием, но делать было нечего. Как заботливый отец, лорд принял свои меры, заставив дочь подписать несколько документов, в которых он и его сын «заняли» у Клари небольшую сумму — всего какой-нибудь миллион фунтов… Ведь не могла же больная в самом деле захватить свои деньги в могилу! В сравнении же со всем наследством этот миллион был сущей безделицей.