Сын графа Монте-Кристо
Шрифт:
Капрал ушел. Лишь только замолк шум его шагов, майор взял карты и перетасовал их особенным образом. Когда капрал вернулся вместе с товарищем, несшим большой кувшин горячего грога, майор спокойно сидел на прежнем месте.
— Грог превосходный,— заметил он, выпив большой стакан с видом знатока. Капрал с ним чокнулся, и игра началась снова: теперь в ставке было несколько сольди.
Капрал постоянно выигрывал, мало-помалу ставка была увеличена. Майор все проигрывал, и капрал вскоре обыграл своего учителя на десять лир — все богатство Бартоломео. Во время игры оба усердно пили, и когда майор забастовал за неимением денег, капрал предложил ему несколько лир взаймы.
— Но если я их проиграю — теперь уже шестой час, и мне некогда будет отыграться,— честно сказал майор.
— Все равно, давайте играть дальше,— вскричал возбужденный грогом и выигрышем капрал.
Заключенный слегка улыбнулся: игра возобновилась, и счастье перешло на сторону майора. Он вполне отыгрался, а затем и в пух и прах разделал своего партнера, который в свою очередь попросил у него взаймы для продолжения игры. В эту минуту раздался стук в дверь.
— Черт возьми! — вскричал с досадой капрал.— Кого это там несет? Войдите!
Вошел ефрейтор и доложил о том, что пора отправляться в казармы,
— Хорошо, я сейчас приду,— сказал капрал. Ефрейтор ушел, а капрал обратился к Бартоломео:
— Сыграем еще хоть одну партийку.
— Ни за что, мне необходимо собраться с духом и свести счеты с Господом Богом,— с достоинством возразил майор.
— Но вы меня обыграли, вы обязаны дать мне возможность отыграться.
— Будь у меня время — с удовольствием!
Капрал, совершенно опьяневший, разразился проклятиями. Майор с минуту смотрел на него в упор и затем произнес с расстановкой:
— Если вам угодно, дело можно уладить.
— Каким образом? — с нетерпением вскричал капрал.
— Вам приказано расстрелять меня и затем отправиться в казармы; отсрочьте мою казнь на полчаса, возьмите меня с собой. Там, в казарме, я дам вам возможность отыграться.
— Отлично! — вскричал обрадованный капрал.
Выйдя из каземата, он стал во главе своего взвода, ожидавшего у дверей, и приказал солдатам окружить майора и идти в казармы.
Солдаты удивленно переглянулись, но никто не осмелился возражать…
«Я выиграл время — теперь я спасен,— сказал про себя майор, — недаром всю свою жизнь я поклонялся картам».
16. Вперед
На улицах Милана шла отчаянная схватка: итальянцы дрались, как львы, и занимали один за другим неприятельские бастионы. В каза Борромео благородные аристократки, не жалея рук, растапливали свинец и лили пули, все аптекари и химики были заняты изготовлением пороха — а многочисленные миланские оружейники охотно раздавали оружие из своих богатых складов.
Несмотря на упорное сопротивление австрийцев, патриоты вновь заняли «Палаццо Борлетто». Радецкий попросил перемирия, но получил отказ: нельзя было давать неприятелю времени и возможности оправиться после сражения.
Итальянцы занимали одну казарму за другой, затем большинство патриотов направилось к каза Санта-Маргарита, занятую артиллерией противника, и тут завязалась упорная схватка. Чаша весов склонялась то на ту, то на другую сторону. Вдруг пламя охватило портал: одному из патриотов, Паскуале Соттокорни, едва ходившему на костылях, удалось прокрасться до дворца и поджечь его. Конечно, он пал жертвой своего отважного поступка, но смельчак был готов к этому и, пронзенный пулей, упал с криком:
— Да здравствует Италия!
Его отвага принесла свои плоды: спасавшиеся от пожара солдаты толпами сдавались в плен, а жаждущие свободы итальянцы устремились дальше. Вскоре осталась незанятой одна казарма полиции. Полицейские в Милане пользовались особенным презрением: они набирались преимущественно из ренегатов, за гроши служивших Радецкому, и миланцы считали их своими злейшими врагами. Казарма была занята несколькими кроатскими и богемскими полками — смертоносные залпы пушек косили наступающих патриотов.
В это время в одной из комнат подвального этажа казармы сидели за игрой Бартоломео и капрал. Майор нарочно давал своему «ученику» то выигрывать, то проигрывать — каждая лишняя минута была ему дорога, а капрал и думать забыл, что, согласно приказу, должен расстрелять своего партнера и учителя, так искусно игравшего в экарте.
Время от времени ефрейтор, отворяя дверь в камеру, спрашивал капрала, когда же совершится казнь, но капрал каждый раз посылал его к черту, и тот удалялся, качая головой. Только что капрал снова перетасовал карты, как камера отворилась, и запыхавшийся ефрейтор вскричал:
— Капрал, наши слабеют, кроатов тоже немного осталось — не помочь ли им?
— К чему? Нас и без того здесь мало! — проворчал про себя капрал.— Подождем… и без нас обойдутся.
Когда дверь закрылась за ефрейтором, Бартоломео вскочил с места, вырвал у совершенно опьяневшего австрийца саблю и карабин и крикнул:
— Повинуйся или я убью тебя!
— Что же я… должен… сделать? — пролепетал капрал, из головы у которого в ту же минуту улетучился весь хмель.
— Прикажи сейчас же выкинуть белый флаг!
— Но я… не имею права… здесь… распоряжаться!
— Об этом тебя никто и не спросит! Распорядись: объяви, что у тебя на это есть особый приказ маршала: люди все равно гибнут зря!
Капрал колебался, но в эту минуту вбежал полицейский сержант и выпалил:
— Капрал, прикажите расстрелять своих людей — эти канальи отказались драться!
Бартоломео встал за спиной капрала и толкнул его карабином, что сразу сделало австрийца очень сообразительным:
— Мои люди совершенно правы,— сказал он притворно суровым тоном,— я уже раньше отдал приказ о том, чтобы был поднят белый флаг.