Сын маминои? подруги
Шрифт:
— Извините, — Уля встала. — Мы все обсудили. Завтра непростой день. С вашего позволения я пойду. Мне надо… выспаться.
Ей еще летели в спину какие-то слова — «До свидания», «Удачи», «Отдохните как следует», но она уже выходила из кабинета генерального директора.
Пропажу блокнота для записей Уля обнаружила, когда, уже одетая в верхнюю одежду, собиралась выходить из кабинета. На всякий случай решила проверить, все ли на месте — а блокнота нет.
А там все самые важные записи и пометки. Первая
И она отправилась в приемную.
Приемная оказалась пустой, а дверь в кабинет генерального директора — приоткрытой. Интересно, где Юлия Александровна?
Ульяна быстро прошла к приоткрытой двери и вдруг практически на пороге замерла. Она услышала свое имя.
Почему-то забухало сердце — где-то не на месте, а в горле. Но разговор между братом и сестрой Балашовыми она слышала отчетливо.
— А я уж грешным делом думал — ты ревнуешь.
— Артур, ты несешь чушь и знаешь об этом. Какая ревность, ты что? Хорошо, что тебя Марат не слышит.
— Ты права, — послышался вздох Артура Балашова. — Я несу чушь. Это просто… просто нервное.
— Все будет в порядке. Ты же видишь. Мне кажется, на пути спасения Захара Ульяна снесет кого угодно. Включая нас.
— Ты все-таки ревнуешь.
— Нет. Я очень рада, что теперь у Захара есть Ульяна.
— И он больше не твой верный паж?
— Ты нервный и от того злой.
— И снова ты права.
Послышались какие-то звуки — будто отодвинули стулья — и Ульяна поспешно отступила, потом еще и еще, пока не дошла до двери в приемную. А оттуда, нарочно громко топая и медленно, снова прошла к двери кабинета генерального директора и постучала. А потом толкнула.
— Я прошу прощения, Артур Антонович, но я… — Ульяна тщательно следила за голосом. И сейчас он был серо-нейтральный предельно. — А, вот, так я и думала. С вашего позволения, — Уля прошла к столу для совещаний и взяла свой блокнот. — Оставила у вас. Мне он завтра будет нужен.
— Конечно, — странным голосом отозвался Артур Балашов.
Можно было подумать, что он смущен — если люди такого уровня умеют смущаться, конечно.
— Удачи вам завтра, Ульяна, — неожиданно мягко дополнила Милана Балашова.
Уля кивнула и, не попрощавшись, вышла.
Теперь она была Балашовыми не просто по горло — она была близка к балашововредительству!
Уля запретила себе думать об услышанном. В режиме дикого дефицита сил это получилось сделать. Если думать о том, что Уля невольно подслушала, то можно ухнуть в самую настоящую черную дыру. Нет, не сегодня. Завтра — возможно. Но не сегодня. И Ульяна словно черным маркером закрасила эти несколько минут разговора между Артуром и Миланой Балашовыми. И те несколько десятков слов, что она от них услышала.
Всего этого не было. Пока — установка такая.
Ульяна словно сквозь туман или
Она взяла телефон и быстро набрала Марату: «Со щитом».
Получила в ответ: «Я вас жду на парковке». Черт. Комок никак из горла не уходит.
И туман все никак не рассеивался. Через него Ульяна и видела, как Захар посмотрел на нее, как качнул головой — но Уля не смогла интерпретировать этот жест.
И лишь когда на выходе из зала суда он крепко взял ее за руку — тогда туман сконденсировался в слезы, которые Ульяна сердито смахнула. Ну не здесь же, не здесь!
Самое главное сделано. Это она себе и повторяла. Когда смотрела, как крепко Марат обнимает Захара. Как что-то, низко наклонив голову, говорит Захару Антон Балашов, и как Захар прерывает его и хлопает по плечу.
Туман и слезы рассеялись. И накатила такая дикая усталость, что желание сесть прямо на асфальт стало почти нестерпимым. Но перед ней уже распахнули дверь большого черного джипа. За рулем был сам Марат, Балашов сидел впереди, а Уля с Захаром устроились сзади.
Она вложила свои пальцы в его большую горячую ладонь, положила голову ему на плечо и позволила себе на несколько секунд не думать ни о чем. И только чувствовать, как его пальцы гладят ее руку, и еще большое плечо под своей щекой.
Она сделала то, что было необходимо.
А потом туман вернулся. И Уля через этот туман воспринимала все происходящее. Как Захара обнимает Артур, а потом Милана.
Как что-то негромко говорит Самсонов, но ей не разобрать, что именно. Только потом, когда Юрий Валентинович оборачивается к ней, подходит и негромко говорит на ухо, она слышит его слова:
«Молодец, девочка».
Все что-то говорят — громко, наперебой, а ее ведет. Чтобы совсем не расклеиться, Уля смотрит на Милану. Красивая, изящная. Идеальная. Она стоит в углу кабинета и о чем-то говорит с отцом. У Антона Балашова привычно поникший вид, а вот Милана совершенно неожиданно гладит отца по руке и плечу.
Неужели Балашовы смогли до чего-то договориться? Хорошо бы. А еще сейчас хорошо бы домой — даже чтобы просто стоять, приходится прикладывать огромное количество сил. А если Уля сейчас сядет — то уже не встанет. И уснет прямо тут, в кабинете Артура Балашова.
— Все, ребята, хорошего понемногу, — услышала Уля рядом с собой голос Захара. — Остальное завтра. Завтра-завтра-завтра. А мы домой.
Уля еще осознавала это «мы» и «домой», а ее уже вели за руку из кабинета. А потом коридор, лифт, парковка. Все молча.
Единственная реальность — это большая горячая рука Захара.
Его джип по-прежнему на парковке — два месяца дожидался хозяина. А по дороге Ульяна самым позорным образом уснула.
Такую ее, полусонную, довел до квартиры Захар. Такую и уложил в кровать. Именно в кровати Улю настигла внезапная и запоздалая мысль.