Сын маминои? подруги
Шрифт:
Первой на его появление среагировала Милана. Она отошла от окна, приблизилась к отцу и замерла. Смотрела на него так, будто…
Будто не человек перед ней. И уж тем более, не отец.
— Как ты мог… — наконец процедила она. — Ладно, мы. Нам от тебя деваться некуда, наверное. Всю жизнь будешь нам… вот так. А Захар тут при чем?!
— А при чем тут Захар? — почти слово в слово растерянно повторил вопрос дочери Балашов-старший.
— А ты, как будто, не знаешь?!
— Не знаю. Мне позвонил Марат и сказал срочно приехать, что дело очень важное. У вас
Ульяна видела этого человека впервые, у нее не было относительно
Антона Балашова никакого значимого отрицательного бэкграунда. И сейчас она внимательно смотрела и слушала, пытаясь составить свое собственное впечатление.
Он был встревожен — и это было не наигранно. Ульяне даже в какой-то момент показалось, что он не просто встревожен — что Антону Балашову страшно. А вот какой-то игры на публику Ульяна в нем не находила.
— Позвольте, я, — встал Ватаев. Он подошел к Балашову и слегка отодвинул плечом Милану себе за спину. — Ты хочешь сказать, что сегодняшнее маски-шоу — автоматчики в бронежилетах, санкция прокуратуры, выемка документов и задержание Захара — не твоих рук дело?
Антон Балашов заметно побледнел. А потом резко и уверенно ответил.
— Нет. Не моих.
— И ты хочешь сказать, что не знаешь этих людей?
Дальше из Ватаева посыпались данные — фамилии и имена людей, названия юридических лиц, даты. Ульяна сначала пыталась запоминать, а потом прекратила эти попытки. Всю эту информацию она при необходимости получит у Ватаева. Гораздо важнее сейчас было наблюдать за Антоном Балашовым.
А он был потрясен. После того, как Ватаев закончил говорить, Балашов медленно протянул руку, подтянул к себе стул и тяжело на него опустился. Теперь он один сидел, а все остальные стояли вокруг и сверху смотрели на него. Но Антону Борисовичу было на это явно плевать. Похоже, он просто не мог сейчас стоять на ногах.
— Да, я знаю этих людей, — медленно начал он. — И часть из того, что ты сказал, мне известна.
— Конечно, известна, — Ватаев не говорил, он чеканил слова. — Мы это обсуждали при нашей последней встрече. И мы достигли некоторой договоренности. По крайней мере, я был уверен, что мы поняли друг друга. Я ошибался. Твоему слову верить нельзя.
— Неправда, — как-то скрипуче отозвался Антон Балашов. — Я и в самом деле контактировал с этими людьми, чтобы… Ну, вы знаете, с какой целью. Но после того нашего разговора с тобой, Марат, я дал им команду сдавать назад и сворачивать всю эту деятельность.
— Почему мы должны тебе верить?
— И в самом деле — почему? — усталым эхом повторил Балашов-старший. — Какие нужны доказательства? Скажи. Я отвечу на любые вопросы.
Снова повисла тишина, словно никто не решался ее нарушить.
Кроме Ульяны.
— Похоже, эти люди не считают нужным исполнять ваши команды, Антон Борисович.
Балашов-старший медленно обернулся к Ульяне.
— Вы кто?
«Конь в пальто» — так и хотелось ответить. Если бы не ситуация, Уля даже бы позабавилась надменности этого вопроса: «Вы кто?».
— Это Ульяна Романовна Лосева, правая рука
— А где сам Юрий?
— Твоей милостью — в больнице. С инфарктом. А Захар, опять же твоей милостью — в СИЗО.
Балашов-старший побледнел еще больше.
— А Захара-то за что?!
— Хорошо, что вы это понимаете, — снова включилась в разговор Ульяна. Похлопала по стулу рядом с собой. — Присаживайтесь, Антон Борисович, мне с вами надо подробно поговорить, — Балашов исподлобья недоверчиво смотрел на нее, и Ульяна добавила: — Не бойтесь, я не кусаюсь. По крайней мере, пока.
Кто-то хмыкнул за ее спиной — кажется, Павел. А Балашов-старший грузно встал и пересел на стул рядом с Ульяной.
— Слушаю вас.
Ульяна лежала на постели и смотрела в потолок. Вернувшись домой, она не сняла с себя ничего, кроме обуви и пальто, и теперь так и лежала на постели в блузке, костюме, колготках.
У них сегодня в кабинете Артура Балашова был самый настоящий мозговой штурм. Кажется, довольно эффективный. Но в полную силу Ульяна сейчас об этом думать не могла. Стресс и умственное напряжение были такими сильными, что сейчас наступила обратная реакция — сильнейшее торможение нервной системы.
Полчаса. Уля дала себе полчаса. Она вот так полежит полчаса, а потом встанет, переоденется, сделает себе кофе и сядет за документы, записи и изучение нормативно-правовой базы. Завтра заседание суда об избрании меры пресечения Захару.
Через двадцать минут раздался звонок телефона. Это оказалась Наталья Николаевна. У Ули до тошноты заныло что-то внутри. Как она могла забыть про маму Захара?! Кто-то должен сказать ей обо всем случившемся. И, похоже, этот кто-то — Ульяна.
Объективно, она, наверное, тот самый человек, который может сделать это максимально аккуратно — учитывая, какие у нее сложились с Натальей Николаевной в последнее время доверительные отношения. Только вот сил не было на такой разговор совершенно.
Но надо.
Надо.
Уля села, поджала под себя ногу и взяла в руки телефон. А там ей ответили совершенно другим, чужим, мужским голосом.
— Скажите, Мелехова Наталья Николаевна вам кем приходится?
Противная тошнота вздулась и вылезла иголками наружу, до боли раздирая кожу. Что, что еще случилось?!
— Она моя… — Уля на секунду замялась. — Моя близкая родственница. Тетя.
— Понятно. Ваш номер был в числе последних в списке вызовов. Вынужден вам сообщить, что ваша тетя в больнице. В тяжелом состоянии.
Ульяна зажмурилась. Ну почему?! Почему сразу оба! Будто Юрия Валентиновича мало!
— Вы врач?
— Да.
— Что с ней?
— В реанимации. Подозрение на инфаркт. Скажите, у вашей тети были проблемы с сердцем?
Как сговорились! И Сатана, и Липецк! Что же вы такие… И Ульяна же совершенно ничего не знает — были ли у Натальи Николаевны проблемы с сердцем или нет. Мама Захара никогда при встречах не жаловалась на здоровье.
— Нет. Кажется, нет. Скажите, что ей сейчас нужно? Что-то привезти?