Сын маминои? подруги
Шрифт:
Милана молчала. Похоже, Улины слова ее задели. Ответил Артур.
— Я думаю, скрывать нельзя. Я уверен, Ульяна, вы сможете сообщить это как можно более мягко. Но Захар нас не поймет, если мы ему не скажем. Он всегда говорил, что правду скрывать нельзя.
Ульяна только кивнула, а потом все же зашуршала конфетой от самого генерального директора. И вот такую ее, за конфетой за щекой, и застали вернувшиеся Ватаев и Балашов-старший.
— Добрый день, Ульяна Романовна. Со щитом?
— Пока на щите, — в тон Ватаеву отозвалась
— Давайте-давайте, — буркнул он. — Я теперь дежурный виноватый во всем.
— Давайте пока отложим ресентимент, — Ульяна уже привычным движением похлопала по стулу рядом с собой. — Вы не все мне вчера рассказали.
— Я ответил на все ваши вопросы.
— У меня появились новые. Хотите конфетку?
За спиной снова кто-то хмыкнул. Вчера это был Павел, сегодня, кажется, Ватаев.
— Сейчас будет еще кофе и конфетки, — раздался голос Миланы. — И будем снова думать.
Было много кофе. Много слов. В какой-то момент Ульяна четко осознала — хватит. Стоп. Теперь ей надо побыть одной и все как следует обдумать. Именно в этот момент подал голос ее телефон.
Номер Натальи Николаевны.
Ульяна подняла руку, призывая окружающих замолчать. И все замолчали, что характерно — снова.
— Слушаю.
— Уленька, здравствуй.
Ульяна неосознанным жестом прикрыла рукой горло. Это был голос мамы Захара.
— Добрый день, Наталья Николаевна. Как ваше самочувствие?
Ульяна видела, что на нее сейчас устремлены все взгляды, но сосредоточилась на разговоре.
— Как Захар? Ты видела его? Знаешь, что с ним?
Уля, контролируя рукой горло, аккуратно выдохнула.
— Я его увижу завтра. Вы, главное, не волнуйтесь. С Захаром все будет в порядке. Я обещаю. Что говорит врач?
— Приезжай ко мне завтра, Уленька. После встречи с Захаром. Я буду ждать.
— Хорошо.
Короткий разговор закончился. Ульяна опустила руку с телефоном, оглянулась. Да, так и есть. Все на нее смотрят.
— Голос у Натальи Николаевны бодрый — насколько возможно в данной ситуации. Завтра заеду к ней в больницу — все узнаю более точно. А пока — давайте работать.
Вечером у Ульяны уже хватило сил, чтобы не заваливаться в одежде на кровать, а сначала принять ванну и переодеться. И только потом лечь на кровать и уже привычно уставиться в потолок.
Все-таки вчерашний день был самый страшный. Самый тяжелый. А сегодня — уже чуть легче и чуть проще. Юрия Валентиновича завтра обещают перевести из реанимации в палату интенсивной терапии, и можно будет его навестить там. Наталья Николаевна сегодня позвонила, тоже уже проще. И сама Ульяна, после разговора с Антоном Балашовым, набрала
А еще завтра Ульяна увидит Захара. То, что в СИЗО — дело второе. Это, в каком-то смысле, лучше, чем видеть Захара в камере в зале суда. Вот и пришло время стряхнуть пыль с адвокатского статуса. Кто бы знал — по какому поводу. Ладно, это лирика.
Так. СИЗО. Там можно будет поговорить — это ключевое. Надо о многом расспросить Захара и дать ему инструкции, как себя вести и что говорить. И — да, самое сложное — сказать ему о матери.
А сейчас — сейчас надо освежить в памяти, какие там правила в СИЗО. И Ульяна резко села на кровати.
По Захару совершенно не было заметно, что он находится под стражей.
Расслабленная поза, спокойное выражение лица, привычный чуть ироничный прищур глаз. Только цвет лица бледнее обычного. Это все в целом должно было обрадовать, но у Ульяны почему-то заныло сердце. Но им нельзя сейчас ныть — ни ей, ни сердцу.
Во время разговора с Захаром мысли о нытье быстро исчезли.
Он не понимает. Он не слушается. Он отказывается выполнять то, что ему говорит Ульяна. Такое впечатление, что он просто не принимает Ульяну всерьез.
— Ты будешь меня слушаться или нет?! — не выдержав, прошипела Уля.
— Я вообще не понимаю, зачем ты во все это лезешь. Не для тебя это, — он дернул плечом, словно таким образом описывая помещение, в котором они находились — казенное до крайности. — Где Сатана?
— В больнице. Так же, как и твоя мама.
С лица Захара спала вся его напускная невозмутимость. И оно, и до того лишенное привычного румянца, стало совсем бледным.
Не так Ульяна планировала об это сказать, не так.
— Что с ними? — вопрос был быстрый и негромкий.
— Сердце. С обоими все в порядке. Уже в порядке. Юрия Валентиновича завтра переводят из реанимации. К твоей маме я поеду сегодня, сразу после тебя. Что ей передать?
Захар посмотрел на Ульяну.
Долго смотрел. И Ульяна смотрела. Теперь уже не надо думать о том, как ей рассказать о своей подпольной дружбе с Натальей Николаевной. Сейчас это уже не так важно. И, в общем-то, очевидно.
Не молчи. Слышишь, не молчи. У нас время на вес золота!
— Ты знаешь, что ей сказать, — ее пальцев коротко коснулись его. — Ты знаешь.
— Знаю, — Уля ответила, сглотнув комок в горле. — А ты теперь знаешь, что должен меня слушаться. Знаешь ведь?
После паузы Захар коротко кивнул.
Женщины комплектации «Липецк» не плачут. Или делают это, когда никого нет рядом. Но другая женщина, комплектации «Север», всегда это поймет.
И найдет слова, чтобы утешить.
В ходатайстве об обжаловании меры пресечения отказали.