Сын планеты
Шрифт:
Утром вернулись верующие гераклиты, ходившие на ночные моления в подгорный храм. Кое-кто все же остался жив.
Похоронили убитых, сменили точку встречи. Отдохнули. Снарядили боезапас. Наместник тоскливо пересчитал бойцов. Одна эскадрилья. А было — десять.
Наместник взялся за переговорник.
— Последний резерв, — усмехнулся он. — Берег, чтоб было кому впоследствии умерить притязания нашей милой союзницы. Но сейчас не до политики.
Эстер была с ним полностью согласна и тоже взялась за переговорник. И у нее имелся резерв на «впоследствии».
Вскоре небольшая группа «призраков» упала в лагерь. Бойцы все, как на подбор, худые, жилистые, с обветренными лицами, в бронеобтекателях с драконами на груди.
Личная охрана наместника, «драконы Веги». Среди них ростом и сложением выделялась единственная в отряде девушка. Без удивления я подошел к ней и вернул меч Стражей.
— Приветствую тебя в рядах защитников Веги.
Анни-ко усмехнулась и отдала какой-то замысловатый салют. Гибкая сталь защелкнулась на талии — меч вернулся к хозяйке.
Много позже подошел отряд гераклитов, и гигант-командир церемонно опустился перед Эстер на колено.
— Приветствую тебя в рядах защитников Веги, Первый, — сказала ему Эстер.
Новичков-гераклитов разобрали по группах, наспех обучили, и грозная стая призрачных птиц понеслась к эфемеру…
День седьмой. Выжили самые умелые, злобные, удачливые. Очень быстро все признали, что лучшая одежда — бронеобтекатели отряда «драконов». Теперь все выглядели одинаково: бронеобтекатель, боезапас для ближнего боя, плащ-«призрак» за спиной. Бойцы разбились на пятерки, действовавшие самостоятельно. Командир не требовался, потому что приказ был один — бить черных! А в скоротечном бою вообще не до приказов.
Эстер и наместник сидели на скале, свесив ноги в пропасть. Искоса поглядывали на меня, видимо, перемывали мне косточки.
— Что уставились, как на черного?
— А похож! — ухмыльнулся наместник. — Рука иногда так и тянется — пальнуть разок!
Война быстро смыла с наместника наработанные начальственнее маски, и сейчас он был самим собой — деревенским парнем, с простыми деревенскими шуточками и житейской хитростью.
— А сам? — поинтересовался я. — Чем ты сейчас отличаешься от черных? Они в броне — и ты тоже. Они мастера точечного боя, и ты мастер… и деретесь вы за одно и то же — за власть на Веге. Скоро друг друга будете путать.
— Но мы здесь живем, — возразила Эстер осторожно. — Мы бьемся за наш мир, а они?
— Золотые слова! — оценил я. — Вот и не забывайте про это отличие, когда станете вести бой в эфемере. Мы бьемся за наш мир, а не против него, нам нельзя устилать улицы трупами тех, кого вызвались защищать.
— Да они там танцуют на пляжах, когда мы за них бьемся насмерть! — прорвало наместника. — Пусть хоть раз попробуют на себе…!
— У каждого свои игры! — отрезал я. — У жителей эфемера танцульки, у вас войнушка.
— А вот если б мы сожгли энергостанции эфемера, — мечтательно заметил наметник, — их нуль-переходы подохли бы. А без нуль-переходов мы возьмем их голыми руками.
— И убьем эфемер, — возразил я. — Санго Риот за своего родича нам крылья пообрывает! Еще бредовые идеи есть? Почему бы не накрыть планету вакуумными зарядами — тоже ведь решение!
— Иногда хочется! — честно призналась Эстер. — Как гляну на них сверху! Веселятся, нахлебники, за счет нашей крови! Про энергостанции брат правильно предложил — надо жечь! Нам твой Санго Риот не указ!
— Властью, данной мне, — твердо сказал я, — здесь и сейчас приказываю: структуры эфемера оставить в сохранности, жителей в конфликт не втягивать, за их спинами не прятаться, под удар не подставлять!
Они с интересом уставились на меня, похожие в своих реакциях, как брат и сестра.
— Какой властью? — полюбопытствовал наместник. — Болдуина, что ли? Что-то он запаздывает со своей помощью, далеко живет, наверно?
— Болдуин здесь, — пробормотал я, не надеясь, что они поймут. — Что для него пространства? Его путь — внутри себя. Черными тропами надо пройти, чтоб встать против своих детей. Черные — тоже его ученики.
— Пусть поспешит! — язвительно посоветовал наместник. — А мы пока будем жечь эфемер, и начнем с энергостанций! Потому что иначе погибнем сами! И что сделает твоя власть?
— Власть моя в правде. Не потеряй крылья, дракон.
Я ушел готовиться к вылету. Наместник ухмылялся мне в спину, но Эстер задумалась. Ничего она не поняла, но уловила что-то чуткой артистической душой.
Они сожгли энергостанции, когда моя пятерка обрушилась на блок-пост черных в предгорьях. Судороги боли смяли наши крылья. Анни-ко с криком упала на землю, я едва успел подставить руки. «Призраки», лишенные невидимой подпитки эфемера, умирали, конвульсивно заворачивались в тугие бутоны… закукливались? Горным бойцам из нашей пятерки не повезло, их расстреляли на месте падения сразу, затем навалились на нас. Анни-ко, закусив губу, схватилась за меч Стражей. Взвизгнуло активированное лезвие — и закрутилась мясорубка! Она сумела лезвием отбить удары бичей, дорвалась до ближнего боя, а тут и мой костюм восстановился, пояс зёгэна засиял… Мы порубили их и ушли в горы, оставив за спиной жуткую картину из крови и смерти.
К вечеру пешком возвратились боевые пятерки, потрепанные, обескураженные. И без крыльев за спиной. Наместник встал передо мной, у него тряслись побелевшие губы.
— Я не знал, что «призраки» питаются от эфемера! — хрипел он мне в лицо. — Не знал! А ты почему не предупредил?!
— Я тем более не знал, это ведь твои «призраки»! — холодно возразил я. — Потерять крылья — я ведь иное имел в виду.
Наместник жег меня ненавидящим взглядом. Ему был нужен виновный!
— Зато ты знал, что убьешь эфемер, — добавил я. — И оставишь больных в лечебницах умирать без помощи, и детей в школах без тепла и еды, и рабочих в подземельях без света…а ведь их миллионы. Ты потерял крылья, дракон.
Эстер не вмешивалась в наши разборки, сидела в стороне от всех за камнями. У нее было свое горе: погиб ее Первый, заместитель, соратник по ордену гераклитов и просто ее лучший друг детства, ее верный щит и опора. Он разбился, потеряв крылья.
Наместник ушел переживать свое горе в одиночестве. Пошел и я — к Анни-ко. Ее трясло. Она сидела в глубине пещеры и с ужасом глядела на свой меч, а в глазах метались картины боя, кровь, отрубленные руки… Неверными движениями она отправляла в рот какие-то комочки.