Сын повелителя сирот
Шрифт:
– Скажи мне, – обратился он к Сан Мун. – Как ты думаешь, эту женщину, новую кореянку, можно будет считать девственницей?
Га начал что-то говорить, но Сан Мун перебила его.
– Любовь подходящего мужчины может сделать женщину чище, чем утроба, которая произвела ее на свет.
Великий Руководитель посмотрел на нее.
– Я всегда могу рассчитывать на твой глубокомысленный ответ, – произнес он. – Но серьезно, если операции пройдут успешно, и она придет в себя, во всех отношениях, можно ли будет применить к ней термин «скромная», чтобы описать
Сан Мун ответила без колебаний.
– Это совершенно невозможно, – сказала она. – Эта женщина так и останется самозванкой. «Кореянка» – это слово, написанное кровью на сердце. Ни одну американку нельзя так назвать. Да, она плыла на своей лодочке под палящим солнцем. Но смотрели ли ее близкие в глаза смерти, чтобы она смогла жить? Связывает ли ее с предками лишь горе? Был ли ее народ захвачен монголами, китайцами и японцами десятки тысяч лет?
– Это сказано так, как может сказать только истинная кореянка, – ответил Великий Руководитель. – Но ты произносишь слово «самозванка» со злобой. Оно звучит отталкивающе в твоих устах. – Он повернулся к Га. – Скажи мне, Командир, что ты думаешь о самозванцах. Может ли замена со временем перерасти во что-то настоящее?
– Замена становится настоящей, – ответил Га, – если объявить об этом публично.
Великий Руководитель поднял брови в знак согласия с истинностью его утверждения.
Сан Мун сердито посмотрела на своего мужа.
– Нет, – возразила она, поворачиваясь к Великому Руководителю. – Никто не сможет полюбить самозванца. Самозванец всегда будет кем-то менее важным, оставляя сердце голодным.
Из самолета показались люди. Га увидел Сенатора, а также Томми с Вандой и еще нескольких человек в сопровождении сотрудников службы безопасности в синих костюмах. Их тотчас же атаковали мухи из выгребной ямы стоявшего рядом туалета.
На лице Великого Руководителя возникло капризное выражение. Он обратился к Сан Мун:
– И все же вчера вечером ты умоляла меня не трогать этого человека – сироту, похитителя людей, туннельного убийцу.
Сан Мун повернулась и уставилась на Командира Га.
Великий Руководитель вновь заговорил с ней:
– Вчера вечером у меня был целый список подарков и приятных сюрпризов для тебя, ради тебя я отменил оперу, а ты отблагодарила меня тем, что умоляла не трогать его? Нет, не смей притворяться, что терпеть не можешь самозванцев.
Он отвернулся от нее. Сан Мун в отчаянии искала его взгляда.
– Но ведь именно Вы сделали его моим мужем, – нашлась она. – И именно из-за Вас я так с ним обращаюсь. – Когда, наконец, он снова посмотрел на нее, она сказала: – И только Вы можете сделать так, чтобы все изменилось.
– Нет, я никогда не отпускал тебя. Тебя у меня забрали, – заметил Великий Руководитель. – В моем собственном Оперном театре Командир Га отказался мне поклониться. А затем потребовал тебя в качестве награды. Перед всеми назвал он твое имя.
– Это было много лет назад, – вздохнула Сан Мун.
– Он потребовал тебя – и ты откликнулась, уйдя с ним.
– Человек, о котором Вы говорите, мертв. Он исчез, – напомнила Сан Мун.
– Но ты по-прежнему не вернулась ко мне.
Великий Руководитель пристально смотрел на нее, чтобы дать ей возможность осмыслить сказанное.
– Зачем мы играем в эти игры? – спросила Сан Мун. – Я здесь единственная стоящая Вас женщина. И Вы это знаете. В Вашей власти сделать мою историю счастливой. Вы были рядом, когда она начиналась. И Вы рядом, когда она заканчивается.
Великий Руководитель повернулся к ней, готовый выслушать ее, но в глазах у него все еще таилось сомнение.
– А Чемпионка по гребле? – спросил он. – Что ты предлагаешь с ней сделать?
– Дайте мне нож, – попросила Сан Мун, – и позвольте мне доказать свою преданность.
У Великого Руководителя округлились глаза от удовольствия.
– Спрячь свои клыки, мой горный тигр! – воскликнул он, пристально глядя ей в глаза. И уже несколько тише повторил: «Мой прекрасный горный тигр». Затем он повернулся к Командиру Га. – Досталась же тебе женушка, – усмехнулся он. – С виду спокойная, как снега на горе Пекту, а внутри, как свитая в кольцо мамуши, почуявшая царскую пяту.
Появился Сенатор с сопровождавшими его лицами. Слегка поклонившись Великому Руководителю, он сказал: «Господин Генеральный Секретарь Центрального Комитета Трудовой Партии Кореи».
Великий Руководитель ответил в том же духе: «Уважаемый сенатор демократического штата Техас».
И тут вперед вышел Командир Парк, подталкивая перед собой юных гимнастов. У каждого ребенка в руках был поднос, на котором стоял стакан воды.
– Сегодня теплый день, – сказал Великий Руководитель. – Выпейте воды. Ничто не бодрит так, как свежие воды реки Тэдонган.
– Самые целебные воды в мире, – добавил Парк.
Один из детей подал стакан Сенатору, который уставился на Командира Парка, разглядывая шрамы на его потном лице. Сенатор взял стакан. Вода была мутной и имела желтовато-зеленый оттенок.
– Прошу прощения за место посадки, – произнес Сенатор, пригубив из стакана, который тут же вернул. – Летчик боялся, что наш тяжелый самолет продавит асфальт у терминала. Также приношу извинения за то, что мы слишком долго кружили. Мы пытались связаться с диспетчерской для получения указаний по приземлению, но не смогли вызвать их по радиосвязи.
– Рано или поздно, здесь или там – ответил Великий Руководитель. – Это не имеет значения для друзей.
Командир Га перевел слова Великого Руководителя, добавив в конце кое-что от себя:
– Будь доктор Сон здесь, он напомнил бы нам, что лишь американские аэропорты насаждают контроль, а на земле Северной Кореи любой волен приземлиться. Он спросил бы: «Разве это не самая демократическая транспортная система?».
Услышав это, Сенатор улыбнулся.
– Не наш ли это старый знакомый Командир Га, Министр тюремных Шахт, мастер тхэквондо?