Сын повелителя сирот
Шрифт:
– Ладно, «Пуб Ёк», – согласился он. – Я достану вам «зарядку», но кольцо оставьте себе. – Он сверкнул значком в темноте. – Я возьму вот это.
На следующее утро на улице Синуйчу остановилась пара самосвалов и выгрузила гору земли прямо на тротуар возле дома «Слава горе Пэкту» под номером 29. Работая в Подразделении 42 мне, как правило, не приходилось заниматься подобными вещами, но в этот раз я выполнял просьбу нашего управдома. У него возникли трудности с проведением кампании «За превращение травы в мясо», охватившей весь город. Вообще-то он всегда смотрел на меня с подозрением, так как я добился выселения нескольких жильцов
Целых два дня мне пришлось стоять в веренице людей, передававших друг другу ведра, канистры и сумки с землей, которую предстояло поднять на крышу дома. Временами в моей голове начинал звучать голос, который комментировал происходившие события, будто он сам писал мою биографию по мере того, как я ее проживал. Но этот рассказ слушал только я один. Мне редко удавалось записывать то, что говорил мой голос, – к концу второго дня работы, когда я спустился на первый этаж и оказался последним в очереди, чтобы искупаться в холодной, серой воде, голос исчез.
Я приготовил для своих родителей острую репу с грибами, которые старая вдова со второго этажа выращивала в банках из-под кимчи. Напряжение в сети было нестабильным, поэтому казалось, что янтарный огонек зарядного устройства телефона никогда не станет зеленым. Мать поведала мне о том, что Ким Чен Ир, играя в гольф с министром иностранных дел государства Бурунди, отправил в лунки одиннадцать мячей. Отец расстроился, услышав новости о нищете в Южной Корее. Репродуктор рассказывал о том, как люди там умирают от голода. «Великий Руководитель отправляет им помощь», – сообщил он мне. – «Надеюсь, они смогут продержаться до объединения». От грибов моча у меня стала ржаво-розовой.
Теперь, когда крыша нашего дома была покрыта двадцатисантиметровым слоем почвы, я мог думать только о том, чтобы поскорее вернуться в Подразделение 42 и узнать, выздоравливает ли Командир Га.
– Не так быстро, – сказал мне управдом на следующее утро.
Поднявшись на крышу, он указал на стоявший внизу грузовик с козами. Поскольку мои родители были нетрудоспособны, мне придется выполнить за них часть работы. Конечно, лучше всего было бы воспользоваться канатом и лебедкой, но не все из моих соседей учились в Университете Ким Чен Ира. Вместо этого мы носили коз на плечах, держась за их ноги, словно за рукоятки. Козы брыкались, как сумасшедшие, пока мы тащили их на десятый этаж, но затем успокаивались, попав в кромешную темноту бетонного чердака, и, наконец, опускали головы, смиренно прикрыв глаза. Казалось, что они от испуга еле живы, и я, ничего не видя, только чувствовал затылком, как бешено бьются их маленькие сердца.
Трава на крыше должна была вырасти только через несколько недель, поэтому кормить коз пришлось опавшей листвой, которую ежедневно собирала в Парке Мансу специально сформированная команда. Управдом решил больше со мной не связываться. Мы наблюдали за тем, как козы осторожно ходят по крыше. Один из козлят поскользнулся у края и сорвался, с блеянием полетев вниз, но остальные козы не обратили на это происшествие никакого внимания.
Я не стал принимать ванну, чтобы успеть на рынок Янггакдо. За кольцо товарища Бука я выменял ужасно мало. Казалось, что у всех посетителей были при себе обручальные кольца. Я поехал домой на метро, неся в руках свою добычу – кабачок, немного сушеных кальмаров, бумажный пакет с китайским арахисом и пять килограммов риса. От меня воняло козами и я чувствовал недовольство окружающих, хотя люди даже не глядели в мою сторону.
Я устроил родителям настоящий пир, и у нас у всех было приподнятое настроение. Ради такого случая я зажег вторую свечу. Я представлял себе, как стою на краю крыши нашего дома под звездами и делаю свой первый звонок с телефона Командира Га так, будто именно в этот момент передо мной открывается вся Вселенная, благодаря впервые попавшему в мои руки устройству, которое позволит мне связаться с любым человеком на Земле. Но вместо этого я немного поиграл с телефоном, пока мы ели, «пройдясь» по пунктам меню. Здесь использовался латинский алфавит, но я искал только номера, а в телефоне не было ни входящих, ни исходящих звонков.
– Что у тебя там? – спросил меня отец, прислушиваясь к звуку телефона.
– Ничего, – ответил я.
На мгновенье мне показалось, что мать взглянула на телефон, но когда я поднял на нее глаза, оказалось, что она смотрит прямо перед собой, с удовольствием поглощая рассыпчатый белый рис – продовольственные карточки на рис не выдавали уже несколько месяцев подряд, и мы долгое время питались одним пшеном. Раньше родители спрашивали, где я беру деньги, чтобы покупать продукты на черном рынке, но в последнее время они перестали задавать мне подобные вопросы. Я придвинулся к матери, поднял руку с телефоном и медленно поводил им у нее перед глазами. Даже если она и увидела устройство, то виду не подала.
Я снова стал нажимать клавиши телефона. Не то чтобы я не знал ни одного телефонного номера – это действительно так и есть – просто я лишь в эту секунду осознал, что звонить мне некому. У меня не было ни женщины, ни коллеги, ни даже родственника, с которыми мне захотелось бы поговорить по телефону. Неужели у меня совсем нет друзей?
– Папа, – обратился я к отцу, который ел свой любимый соленый арахис, поджаренный с перцем чили. – Папа, если бы тебе потребовалось с кем-то связаться, с любым человеком, то кто бы это был?
– А зачем мне это, – удивился он. – Мне это не нужно.
– Я говорю не о том, что нужно, – уточнил я. – Речь идет о твоем желании: ты бы хотел позвонить своему другу или родственнику?
– Наши товарищи по Партии удовлетворяют все наши потребности, – вмешалась моя мать.
– А как же твоя тетя? – допытывался я. – Ведь у тебя есть тетя, которая живет на Юге?
Лицо отца оставалось неподвижным, лишенным всяких эмоций.
– У нас нет ничего общего с этим коррумпированным капиталистическим государством, – ответил он.
– Мы порвали с ней всякие отношения, – сказала мать.
– Но ведь я вас спрашиваю не как государственный дознаватель, – объяснил я им. – Я ваш сын. Давайте поговорим по-семейному.
Родители продолжали есть в тишине. Я снова занялся телефоном, просмотрел его функции, ни одна из которых, казалось, не была включена. Набрал пару цифр наугад, но телефон не подключился к сети, хотя вышка сотовой связи была видна из нашего окна. Я прибавил, а затем убавил громкость звука, но гудка в телефоне так и не услышал. Попытался включить камеру, но и это мне не удалось. Похоже, мне все-таки придется продать этот телефон. И все же мне не давала покоя мысль, что я не смог даже придумать, кому бы позвонить. Я мысленно перебрал профессоров своего университета, но двоих моих самых любимых преподавателей отправили в трудовые лагеря – мне действительно было неприятно ставить свою подпись под постановлением о признании их виновными в подстрекательстве к мятежу, но это входило в мои обязанности, поскольку к тому времени я уже был стажером в Подразделении 42.